Добавить свою статью
18 Октября 2018
«Пост-игровые» эффекты: наблюдения социолога

Прошло больше месяца после торжественного закрытия игр кочевников. Рассеялись как туман моменты всеобщего воодушевления, восторга, ощущения некоего духовного единения. В кульминационные моменты мне казалось, что игры окончательно разделили нас на два лагеря: на тех кто был на играх, и на тех, кому не посчастливилось побывать на них. И последние с экранов телевизоров и по публикациям в социальных сетях с завистью смотрели на первых, дружно танцующих, ликующих под грохоты финального салюта. И, по моему, при этом все равно тихо радовались, по-своему гордились, что у нас есть эти игры.

Однако, общественное мнение «живет» по своим правилам. С момента торжественного закрытия игр, кривая общественного мнения закономерно укладывалась в свою нисходящую траекторию. По мере отдаления от апогея события, впечатления от игр становились все более призрачными, все меньше говорили о них, общественный дискурс стремительно сужался. Я не ожидал, что этот процесс так быстро угаснет, потеряет свою энергию и актуальность. Впрочем, подобная картина наблюдалась и в предыдущие пост-игровые периоды.

За последний месяц, с момента окончания игр, медийный дискурс активно и хаотично менялся. Общественное мнение кыргызстанцев, которое я предпочитаю разделять на «телевизионное» и «подключенное» (имеется в ввиду к интернету, социальным сетям, и по экспертным оценкам их более 2 млн. чел.), и рассматривать их природу отдельно, реагировало и менялось соответственно. Наиболее интенсивно это проявлялось у «подключенных». Сформировались несколько краткосрочных трендов, которые произошли под влиянием таких резонансных событий как «клип Зере», «пьяная замминистра», «пост Лунары о пенсионерах», «отставки министров», «назначения министров» и др. Динамику телевизионного общественного мнения отследить было сложно из-за отсутствия обратной связи и без специальных исследований. Тем не менее чувствуется, что оно более «гладкое», менее динамичное и менее плюралистичное, в частности в регионах страны, где доминирует центральное телевидение. Однако это другая история.

Складывается ощущение, что в этой мозаичной игре общественного мнения мы забыли о самих играх кочевников. Сегодня они кажутся чем-то очень отдаленным, далеким. Да, если не считать выход на большие экраны художественного фильма «Көк-бөрү». Но об этом позднее.

Впрочем, основной посыл этой статьи не в этом. А в том, какой же собственно эффект мы получили от этих игр? Да, как известно, возросло на несколько тысяч количество иностранных туристов, улучшился страновой имидж, об играх написали и показали мировые средства массовой информации, возобновилось и укрепилось дипломатические взаимопонимание между лидерами стран. Безусловно, это все замечательно. Но, является скорее продуктом, ориентированным на внешнего потребителя. А что мы, простые люди, рядовые граждане Кыргызстана получили от игр? Мне хотелось бы в данном контексте заострить внимание на социальных эффектах, нежели на экономических. Хотя последние давно следовало бы подсчитать и обнародовать конкретную сумму. И вообще, нам следовало бы активнее перенимать западный опыт подсчитывания эффектов (будь то экономические, будь то социальные или другие), измерять конкретную пользу в конкретных показателях по итогам тех или иных мероприятий.

Итак, какие же социальные эффекты мы смогли получит от проведенных третьих игр кочевников? По моим наблюдениям, они сводятся к следующим:

- актуализация и культивация ценностей древней кочевой культуры, которая, по моему мнению, лежит в основе светскости современного социума Кыргызстана. Игры кочевников, мне кажется, стали чистой демонстрацией традиционной культуры, верований, духовных опор нашего общества. Без единого намека на современные религиозные составляющие. Игры стали маркером доминанты светскости. Она была очевидна и четко проявлялась во всем и везде: в одеяниях (костюмах), в лошадях, в юртах, в словах, в людях… Но этот эффект как и в предыдущие пост-игровые периоды, не получил дальнейшего мультипликативного развития в виде долгосрочных, конкретных и главное понятных продукций (преимущественно духовно-нравственных) для культурного потребления, в частности подрастающим поколением. Мне бы очень хотелось поверить, что выход на большие экраны кинофильма «Көк-бөрү» 20 сентября текущего года укладывается в эту идейную траекторию и является результатам специальной культурной политики. К сожалению, склонен считать это простым совпадением событий;

- сделали ощутимый шаг в преодолении, если можно так выразиться, «комплекса национальной самодостаточности (или неполноценности)» перед доминирующими цивилизациями, который артикулируется в экспертных кругах, но все еще открыто не обсуждается. То есть, сложилось ощущение, что в период игр мы прочувствовали свою национальную самодостаточность, что мы наравне с представителями прогрессивных и высокоразвитых обществ, особенно в моменты когда они восхищено смотрели на полет козы над «тайказаном», а также когда с ними вместе танцевали «кара жорго» в атмосфере общего праздника. Мы не такие экономически развитие и высокотехнологичные, но зато мы другие и самодостаточные, и у нас прекрасная природа, и в этом плане мы равные. Хотелось бы, чтобы этот эффект сохранялся надолго и не только в периоды игр;

- еще раз уточнили свои координаты в пространстве поиска идентичностей, и оказалось, что мы находимся в той же точке, где пребываем долгое время. А именно в зоне «этно-исторической» идентичности, которая преимущественно складывается из некоего благоговения перед славным и древним кочевым прошлым, и ориентировано главным образом в прошлое. То есть, я бы сказал, у нас преобладает ретроспективная национальная идентичность. Да, мы еще раз убедились в этом, а также сумели его театрализовать и зрелищно продемонстрировать себе и миру. Но этот социальный эффект, к сожалению на этом и закончился. А это должно было так закончится. Потому что, как мне кажется, мы еще не придумали механизм эффективной трансляции ценностей своего древнего наследия в настоящее и будущее, модернизации упомянутой «этно-исторической» идентичности и ее трансформации в нечто современное, ориентированное в будущее. Ситуация усугубляется и тем, что у нас все еще нет отчетливого «образа будущего». Нам пока привлекательнее и комфортнее идентифицировать себя со своим славным прошлым, вновь и вновь обращаться к великому наследию и находить утешение, спокойствие;

- культивация национальных спортивных ценностей, которые отражают батырские качества кочевников: динамичность, мобильность, склонность к риску, самоотверженность… Данный эффект проявил себя в полную силу в рамках соревнований по «көк бөрү», которые, пожалуй, приковали к себе внимание большинства кыргызстанцев и стали апофеозом игр кочевников. Опять же, я склонен предполагать, что и этот эффект исчерпает себя вышеупомянутой кинокартиной, а также постом в «фейсбуке» со скачущим на резиновой лошадке и играющим в көк-бөрү мальчуганом в своей квартире, между прочим набравшим рекордное количество просмотров. Как пролонгировать энергию этого эффекта? Как транслировать молодежи эти спортивные ценности, чтобы они оживленно обсуждали Манаса Ниязова так же как восхищенно обсуждают Хабиба Нурмагомедова?

Таковы, на первый взгляд, значимые социальные эффекты, продуцированные играми кочевников. Наблюдая за игровыми и пост-игровыми событиями, я убежден, что Игры кочевников не должны быть обычными спортивными состязаниями или просто возрождением национальных видов игр. Игры кочевников должны генерировать ценности, укреплять исторически сложившиеся и светские устои общества, ориентировать нашу национальную идентичность в будущее. Они это уже частично делают. Но эти эффекты остаются латентными, не осмысленными и не исследованными.

Безусловно, приведенный выше список социальных эффектов далеко не полный. Он открытый и требует дополнительного научного осмысления, анализа и исследований. Уверен, мы можем выявить много других эффектов. Не только выявить, но также и измерить социологическими, экономическими, политологическими и другими инструментами. На мой взгляд, это способствовало бы лучшему ретранслированию ценностей игр в массовое сознание, и тем самым пролонгированию и мультипликации социально-культурных эффектов игр, то есть многократно приумножить общую выгоду от этих игр.

Для этого есть одно решающее условие – государство как базовый политический институт должно быть само заинтересовано в этом, в первую очередь, заинтересовано в получении и использовании в своей политике научных данных.

Самар Сыргабаев,
кандидат социологических наук, социолог-исследователь

Стилистика и грамматика авторов сохранена.
Мнение авторов может не совпадать с позицией редакции.
Как разместить свой материал во «Мнениях»? Очень просто
Добавить

Другие статьи автора

04-03-2019
Бишкек как большая социальная лаборатория
3765

01-11-2018
Год спустя. «Пост-выборные» эффекты
5604

Еще статьи

Комментарии
Комментарии будут опубликованы после проверки модератором
Для добавления комментария необходимо быть нашим подписчиком

×