Складывается впечатление, что значительное количество людей не чувствуют разницу между экономическими подходами, и причинами развития их в мировой системе. А ведь один из подходов, нередко называемый "шоковой терапией", значительно повлиял на развал экономики Кыргызстана, как и ряда других стран. Поэтому и предлагаю вашему вниманию эту статью.
Данная статья рассматривает развитие доктрины «шоковой терапии» как элемента неоклассической экономической теории, примененного впоследствии во многих развивающихся странах и постсоветском пространстве и способствовавшей провалу тех экономик, где она была применена. В рамках данной статьи на примере ряда стран рассматривается так же заинтересованность мультинациональных корпораций в осуществлении определенной политики в других странах и фактическом вмешательстве во внутренние дела одних стран посредством вмешательства во внешнюю политику других.
Введение
Вопрос того, могла ли экономическая теория, примененная в Кыргызстане, привести к успеху, в чем причины ее принятия, какие альтернативы у нас были, как мне кажется, довольно важные вопросы сегодняшнего дня. Рассматривать эти вопросы без мировой конъюнктуры- совершенно бессмысленное явление.
Несмотря на то, что корни экономической политики, применявшейся в КР в последние годы, уходят к Адаму Смиту, новый этап развития теории, способствовавший повторному ее приходу в жизнь (возрождению) относится к ХХ веку, а точнее ко второй ее половине. Основополагающей базой для этого послужила Чикагская школа экономики (идеи которой позднее были названы «рыночным фундаментализмом»), и в частности Милтон Фридман.
Аппробирование же доктрина проходила в условиях «Южного Конуса», быстроразвивающихся и, соответственно, представляющих угрозу для интересов США, протекционистски ориентированных стран Латинской Америки 60-70х, в число которых входили Чили, Аргентина, Бразилия, Уругвай. Следующим этапом был 1989год, обусловившийся применением идей в Польше, затем в Китае. Кульминационным же моментом эксперимента стал развал Советского Союза. Это можно было объявить торжеством капиталистической идеологии. И даже «концом истории»- моментом, когда не осталось конкурирующих идеологий в мире.
Целью данной статьи является рассмотрение этапов развития доктрины «шоковой терапии» как элемента неоклассической экономической теории, примененного впоследствии во многих развивающихся странах и постсоветском пространстве, причин «применимости» и последствий от применения.
Предыстория
Великую Депрессию воистину можно было считать концом безграничного, нерегулируемого рынка и началом нового, социально-ориентированного типа государства. Причем окончание эпохи господства саморегулирующегося рынка предсказал за несколько лет до разразившегося кризиса, в 1926 году, в своей работе The End of Laissez-Faire, Джон Мейнард Кейнс. (The End of Laissez-Faire, London, 1926). Повышенная роль государства в экономике предлагается к использованию в борьбе с революциями и ортодоксальными экономическими идеями. А в качестве основной миссии экономистов и политиков указывается «избежание депрессий и предотвращение безработицы».1
Вторая Мировая Война послужила еще большим примером необходимости борьбы с бедностью и повышения роли государства, поскольку нацизм развился в Германии вследствие послевоенного (I Мировой Войны) опустошающего экономического кризиса. Вторая Мировая Война так же продемонстрировала значительный потенциал эффективности государства в осуществлении экономической деятельности.
Как следствие, после II Мировой Войны, перед лицом коммунистической угрозы и вследствие опасений о возрождении фашизма, восстанавливается Европа, выстраиваются основы социальной защиты в США, система всеобщего медицинского обеспечения в Канаде, усовершенствуется система социальной защиты в Великобритании, Франции, Германии. Разрешается формирование профсоюзов, защищающих права рабочих. Доходы населения значительно возрастают за относительно короткое время.
В 1950-1960гг прослеживается явный успех «Экономики Развития» (Development economics) в странах «Южного Конуса» в Латинской Америке (Чили, Аргентина,Уругвай, Бразилия). На это оказывает немалое влияние Экономическая Комиссия по Латинской Америке при ООН (UN Economic Commission for Latin America), базирующаяся в Чили, Сантьяго, под руководством Пауля Пребиша с 1950 по 1963). Происходит построение национально-ориентированных экономик со строительством дорог, новых предприятий, ограничением импорта посредством тарифной политики, подобно той, что проводилась Хуаном Перроном в Аргентине. По многим экономическим показателям страны «Конуса» приблизились к Европейскому и Североамериканскому уровню, значительно превзойдя остальную часть Южной Америки, в том числе и по социальной защите, количеству грамотных (например в Уругвае было 95% грамотных, что превосходило показатели США того периода). Происходит развитие среднего класса; разрыв между богатейшими и беднейшими слоями населения значительно сокращается. Страны Южного Конуса становятся символом успешности для развивающихся стран.
Так же растет политический вес стран Южного Конуса, стремящихся к политическому объединению региона. Схожие процессы происходят в Южной Азии и на Среднем Востоке, где, например, Мохаммед Моссадек, лидер Ирана, проводит национально-ориентированную экономическую политику, национализирует нефтяную компанию; Ахмед Сукарно, лидер Индонезии, так же активно развивает национальную экономику и провозглашает необходимость объединения стран Третьего Мира в противовес США и СССР.
Все это несет некоторую угрозу как политическим, так и экономическим интересам США. В частности, негативным образом сказывается на крупных корпорациях, встречающих все возрастающие требования со стороны усиливающихся профсоюзов внутри страны (перераспределение доходов посредством корпоративного налога и роста заработных плат для работников)2 и теряющих свои позиции в развивающихся странах.
Кейнсианская революция, осуществленная против «невидимой руки рынка» (“laissez-faire”), стоила многого корпоративному сектору. И восстановление потерянных позиций могло быть решено только лишь посредством контрреволюции против Кейнсианства и снижением степени регулирования рынка до преддепрессивного. Создание научно-обоснованной теории было лучшим путем к этому. И именно для этого создается множество научных и квазинаучных институтов, наряду и в лидерстве с Чикагской школой, которые стали получать значительную финансовую поддержку со стороны корпоративного мира. Таким образом начинался процесс восстановления утраченных корпорациями позиций.
Развитие шоковой доктрины
Идейная борьба проходит как на внутреннем, так и на внешнем поле. Одним из основных идеологов этой борьбы стал великолепный математик и прекрасный оратор, профессор экономики Чикагской школы Милтон Фридман, начавший идейную борьбу с «большим государством» и Кейнсианством. «С Новым Курсом во множестве стран, включая и мою, все встало на неправильные рельсы»- такова основная идея Фридмана в “Capitalism and Freedom”, призывающая к мировому свободному рынку. Это был первый шаг в смешивании понятий свободы и свободного рынка- явлений, как показывает история, не комплиарных, поскольку ни одна страна не развивалась через свободный рынок.
Основными позициями Фридмана было:
1. Устранение всех законов, препятствующих аккумуляции капитала
2. Продажа всех Государственных фондов, которыми могут эффективно управлять корпорации
3. Значительное сокращение финансирования социальных программ с сокращением налогов до низкого и равного для всех уровня. При этом корпорации должны обладать правом продажи продуктов своего производства где угодно в мире, причем правительства не должны препятствовать этому, в том числе и посредством поддержки внутреннего производителя. Ограничения относительно минимальной заработной платы должны быть устранены.3
Хотя язык Фридмана и выражен в строго математических и научных формулировках, его видения чрезвычайно совпадают с интересами крупных мультинациональных корпораций, которые по природе своей жаждут новых крупных нерегулируемых рынков, на начальной стадии развития обеспечивавшихся колониализмом, захватом новых земель, богатых разнообразными природными ресурсами, теперь же требовавших передачи функций самих правительств корпорациям.
История свидетельствует, что со временем идеи Фридмана завоевали доминирующее положение в мировой политике. Но это произошло не без участия крупных государств, таких как США. Причем очевидно то, что эти идеи принесли немало страданий для многих народов мира.
С того момента как был принят «Новый Курс» Рузвельта, трудно было рассчитывать на осуществление какой бы то ни было политики в США, отличной от кейнсианства, что объясняется тем, что население не склонно голосовать против себя и, соответственно, политические деятели предпочитают не воплощать в жизнь непопулярную политику. (Вдобавок ко всему, первые десятилетия после кризиса были еще свежи в памяти все последствия Великой Депрессии.)
Поэтому, по началу возможность для экспериментов оставалась лишь на внешнем поле,4 тем более это соответствовало перекликающимися друг с другом экономическими интересами и интересами национальной безопасности. Так, в 1953г, после прихода во власть президента Д.Эйзенхауэра, происходит переворот в Иране, где Моссадек сменен лояльным шахом. Угроза нефтяным интересам снята. В 1954г происходит переворот в Гватемале, осуществленный при помощи ЦРУ в пользу United Fruit Company.5
Одновременно с этим открываются образовательные программы США для студентов из других стран, в том числе так называемый «Чилийский проект», в котором при Католическом Университете Чили открывается факультет Экономики, где преподают преподаватели Чикагской Школы, а лучшие студенты проходят обучение в Чикаго. (Откуда и пошло название Chicago boys для экономистов либерального толка- воспитанников Чикагской школы)
В череде переворотов следующими были Бразилия, 1964, где в результате переворота во власть приходит военная хунта во главе с генералом Умберто Бранко и Индонезия, 1965, где вместо ликвидированного, популярного в народе Ахмеда Сукарно приходит генерал Сухарто.6
Последние перевороты открыли широкие перспективы для аппробации новых экономических моделей со всеми прелестями либерализации экономики и «шоковой терапии». Причем шок здесь был в меньшей мере экономический. Он скорее был ознаменован массовыми репрессиями против оппонентов режима. Особая жестокость проявилась в Индонезии, где предварительный шоковый эффект, возникший в результате убийств и насилия, подавил всякое сопротивление.7
Пристальное внимание следует обратить на развитие событий в Чили, одного из лидеров экономического развития того времени. Образовательная программа США не дала значительных эффектов в самом Чили, где популярность идей «экономики развития» лишь возрастала. Так, на основании программы по расширению роли государства в экономике, в результате значительной победы на выборах, в 1970 году президентом становится Сальвадор Алиенде.
Его экономическая программа становится угрозой для интересов международных корпораций. И, как следствие, вскоре после выборов становится очевидным, что «правительство Алиенде несовместимо с понятием свободы и демократии в Чили и с существованием частного предпринимательства». Единственным способом решения проблемы объявляется устранение Алиенде.8,9
11 сентября 1973 года под командованием генерала Августо Пиночета происходит переворот против Алиенде с показательным расстрелом дворца президента и последующими репрессиями. Возникший в результате этого шок дал возможность спокойному воплощению в жизнь экономической программы, названной «Brick» и уже подготовленной «Чикаго бойз».
В первые полтора года Пиночет последовательно воплощал в жизнь советы своих экономистов: приватизировал часть предприятий и банков, разрешил новые формы спекулятивных операций, полностью открыл границы для импорта, убрав барьеры, долгие годы защищавшие чилийского производителя, последовательно сокращал расходы на социальную поддержку (за исключением вооруженных сил), устранил ценовой контроль.
Ему были близки параллели с природой: сущность Чикагской школы в том, что такие экономические явления как спрос и предложение, инфляция и безработица, сопоставляются ею с силами природы, постоянными и неизменными, существующими в совершенном равновесии, в котором предложение реагирует на спрос подобно тому, как приливы реагируют на Луну. Если в экономике наблюдается инфляция, то это непременно потому, согласно теории Монетаризма Фридмана, что по ошибке политиков, в систему попало слишком много денег, что и нарушило равновесие. И поскольку экономические системы саморегулируемы и способны поддерживать балланс самостоятельно, то рынок, предоставленный сам себе, способен привести к производству соответствующего количества товаров по соответствующей заработным платам работников, цене. Именно эта идиллическая теория, основанная на природной аллегории и вырванная из жизненного контекста и легла в основу провала экономики многих стран, в том числе и Чили в ХХ столетии, и Кыргызстана спустя двадцать лет после Чили.
Как следствие экономической политики Пиночета в Чили в 1973г социальные расходы были урезаны на 10%, в 1975г произошло сокращение социальных расходов еще на 27%. К 1980 они составили ½ от социальных расходов при Алиенде. Подобные меры известным издательством The Economist были названы «Оргией самоистязания» (the orgy of self-mutilation).10
За первые годы правления Пиночета было приватизировано более 500 предприятий и банков, причем проданы они были практически за бесценок, поскольку необходимо это было осуществить, согласно теории, насколько можно быстрее. В первый год реформ экономика сократилась на 15%, а безработица достигла неслыханных 20% (по сравнению с 3% при Алиенде), и несмотря на предсказания Фридмана о ее продолжительности в месяцы, кризис безработицы длился годами.
С 1973 по 1983гг потеряны были 177000 рабочих мест, что произошло из-за отсутствия торговых барьеров. К середине 80-х уровень производства относительно масштабов всей экономики (%) упал до уровня Второй Мировой войны. Орландо Сайенц, президент Национальной Ассоциации производителей, способствовавший приходу Пиночета во власть, о последствиях экономической политики Пиночета заключил: «Это есть один из величайших провалов в нашей экономической истории».
Инфляция, по самым скромным оценкам, в первый год правления Пиночета достигала 375%, что в два раза больше абсолютного максимума при Алиенде (163% в 1972). По другим же оценкам, например, по подсчетам профессора Гюндера Франка, она составила 508%, достигнув уровня 1000% на продукты первой необходимости.11 Это привело к тому, что 74% доходов семьи уходило на хлеб, и приходилось урезать расходы на такую «роскошь» как молоко или проезд на автобусе до работы (в то время как при Алиенде хлеб, молоко и проезд в совокупности составляли 17% расходов семьи). Общественные школы были заменены ваучерной системой, бесплатная медицина- платной.12
Несмотря на тщательное следование экономическим советам, в 1982 году произошел коллапс экономики. В результате разразившегося экономического кризиса безработиица достигла 30%, страна имела огромный внешний долг (14 млрд долларов). Дальнейшее выживание экономики было обусловлено лишь тем обстоятельством, что «Codelco», национальная компания, занимавшаяся добычей меди и дававшая 85% экспортных доходов не была приватизирована. Затем последовала национализация ряда предприятий, что свидетельствовало о фактическом изменении эконоимческого курса.
К 1988 году, когда экономика стабилизировалась, 45% населения в стране жило ниже уровня бедности, при том что доходы 10% самых богатых людей выросли на 83%. До сих пор история Пиночета в Чили воспринимается как история борьбы богатых с бедными. Даже в 2007 Чили оценивалась ООН как одна из стран «с наибольшим неравенством», занимая 116 место из 123.13
Проводя параллели между тем, что происходило в Чили 1970-1980-х и в Кыргызстане после распада СССР, можно обнаружить значительные сходства как по масштабам экономического провала, уровню инфляции и росту безработицы, так и по социальным последствиям вообще, за исключением, пожалуй, отсутствия массового террора в Кыргызстане на заре реформ. Но тому есть свои объяснения.
Если вспомнить уже упомянутого выше Гюндара Франка, то он находил теснейшую связь между экономической политикой, проводившейся в Чили и террором. И это закономерно: как говорит Наоми Клейн в своей книге «The Shock Doctrine»: «Стремление идеологов свободного рынка к творению связано с кризисами и бедствиями. Неапокалиптическая реальность просто не гостеприимна к их амбициям. Проводники шоковой доктрины убеждены, что только великие потрясения- наводнения, войны, террористические атаки, могут создавать условия для воплощения их стремлений в жизнь. Только в сложные моменты, когда мы психологически уязвлены и физически истощены, эти мастера решительных шагов могут получить доступ к переустройству нашего с вами мира». (Н.Клейн, 2007, с.25)
Ее идея подтверждается самим Фридманом, написавшим в предисловии к Capitalism and Freedom от 1982 года интересное предложение, резюмирующее шоковую доктрину: «Только кризис, действительный или выдуманый, порождает действительные перемены. Когда кризис происходит, будущие действия в кризисной ситуации зависят от того, какие идеи витают в это время вокруг. И поэтому я верю, что наша основная функция- это развитие альтернатив по отношению к существующей политике и их поддержка, пока политически невозможное не станет политически неизбежным».14 (М.Фридман,1982, ix)
А кризис можно не только дождаться или выдумать, но и спровоцировать. Именно такой была стратегия в Чили и Индонезии: шок, порожденный репрессиями и террором со стороны государства давал возможность для осуществления необходимой экономической политики. Необходимой не столько для новых властей, но сколько для международных корпораций. И то, что впоследствие, в других странах, шоки стали менее болезненными было результатом дальнейшего развития шоковой доктрины: боливийский сценарий дал хорошую базу для этого- гиперинфляция,15 вызванная уничтожением плантаций коки Рейганом в 1984 году и падением экспортной выручки в 2 раза, обуславливает, по совету Джеффри Сакса, принятие шоковой терапии. Быстрота, с которой она была осуществлена, парализовала очень активные в Боливии профсоюзы и крестьян: поощрительное отношение США и МВФ способствовало принятию 220 законов, касающихся всех аспектов экономической жизнедеятельности, в одном пакете.
Экономический эффект, последовавший за этим: безработица подпрыгнула с 20 до 25-30% через 2 года, вместо скорейшего оздоровления экономики и сокращения безработицы, обещанных Фридманом; занятость на государственных горнодобывающих компаниях снизилась с 24 000 до 6000; понятие минимальной заработной платы исчезло, реальная же сократилась по истечении 2 лет на 40 %, достигнув 70% падения позднее; если в 1985г доходы на душу населения составляли 845 долларов, 2 года спустя их уровень снизился до 789 (по измерению Сакса и правительства); произошло значительное расслоение населения по уровню доходов: в 1987г крестьяне (кампесинос) имели 140 долларов в год, что составило 1/5 от «средне-душевых». Были утеряны сотни тысяч рабочих мест с пенсионной защитой, с появлением незначительного количества, не обремененных какой бы то ни было социальной поддержкой. С 1983 по 1987 количество людей, получавших социальные гарантии сократилось на 61%. Таким был итог боливийской шоковой терапии.
Стабилизация же и сокращение инфляции имело место с возвратом к производству коки,16 где число занятых достигло 350 000 человек, поскольку этот труд оплачивался в 10 раз лучше любого другого, а экспортная выручка была больше, чем от всей остальной продукции в совокупности. В поддержку своей правоты Сакс отмечал: «радикальные меры помогли выжить пациенту».
Основным достижением, приписывавшимся Джеффри Саксу в Боливии стала демонстрация возможности проведения радикальной неолиберальной трансформации в рамках демократических систем, без войны (но с репрессивными мерами по отношению к демонстрантам, о которых никто так же не упоминает).17
В то время как Сакс воспринимает в качестве основного достижения возможность подавления гиперинфляции с помощью соответствующих жестких мер, у Дж. Уиллиамсона, влиятельного экономиста правого толка и советника МВФ и ВБ, тщательно изучившего опыт Сакса, появляются куда более далеко идущие выводы: боливийский опыт программы шоковой терапии становится моментом «большого колокола»- прорывом в кампании по проведении доктрины Чикагской Школы по всему миру: непроизвольно Сакс доказал абсолютную верность «кризисной» теории Фридмана и Боливийская гиперинфляция послужила прекрасным поводом для осуществления программы, политически невыполнимой в нормальных обстоятельствах. При этом следует учитывать, что под предлогом стабилизации неподконтрольного валютного курса оказалось возможным «продавить» «драконовскую» шоковую терапию в стране с сильнейшими леворадикальными традициями и милитаризированным трудовым движением. В стране, служившей последним оплотом Че Гивары.
Поэтому для одного из сильнейших идеологов чикагской школы, Уиллиамсона, гиперинфляция стала не проблемой, которую следовало решить, но блестящей возможностью, которой следовало воспользоваться.
Именно с этой целью в 1989 году формулируется концепция, названная «Вашингтонским Консенсусом» и требовавшая в качестве минимального условия для экономического оздоровления страны перечень, включавший «приватизацию государственных предприятий и устранение барьеров вхождения иностранных компаний. Причем полный перечень напоминал Фридманов неолиберальный триумвират приватизации, дерегулирования/ свободной торговли и резкого сокращения государственных расходов. И уже эта тщательно проработанная концепция начинает воплощаться в жизнь в начале в Польше, в 1989 году, а затем и в распавшемся СССР.
Подобные структурные реформы в рамках «Вашингтонского Консенсуса», осуществлявшиеся под эгидой МВФ и ВБ Дэни Родрик в 1994 году оценил следующим образом: «Всемирный Банк следует оценить за изобретение и успешное продвижение программы, красиво названное концепцией «структурных преобразований» (structural adjustment)- концепцией, упаковавшей в один пакет микроэкономические и макроэкономические реформы. Структурные преобразования были преподнесены как процесс, который необходимо осуществить для сохранения экономики от кризиса, в то время как произошло смешивание разумной макроэкономической политики в виде поддержки внешнеторгового баланса и стабильных цен с политикой открытости». (Д.Родрик,1992, с.95)
Но принцип был простым - страны нуждались в средствах для стабилизации валютного курса. Поскольку помощь обуславливалась осуществлением приватизации и политики свободной торговли, то другого выбора, кроме как принять весь пакет условий не оставалось, в то время как приватизация и свободная торговля не имеют никакого отношения к стабильности экономики.18
Более того, основываясь на опыте Латинской Америки, преподносимом западными СМИ и политическими деятелями как успешном, новые независимые государства, образовавшиеся после распада Советского Союза, наряду со многими другими государствами охотно начали свои экономические реформы в фарватере Вашингтонского Консенсуса и испытывая все «необходимые» шоки трансформации и «самоистязания» беспрекословно и добровольно. Это стало кульминацией развития шоковой доктрины... И послужило основой экономической несостоятельности этих государств, в число которых попал и Кыргызстан. Альтернативные же направления экономического развития, выраженные в «экономике развития» и институциональной экономике в Кыргызстане еще не были изучены и их применение оказалось невозможным.
Сноски:
1.Джон Кеннет Гэлбрэйт The Great Crash of 1929. I954, переиздано New York Avon, 1979, с.168
2.Если в дватцатые годы, до Великой Депрессии, наивысший уровень подоходного налога составлял лишь 24%, то в первую администрацию Рузвельта он составил 63%, достигнув 79% во вторую и к середине пятидесятых взлетев до 91%. Корпоративный налог вырос с 14% в 1929 году до 45% в 1955. Так же затруднительным стало владеть недвижимостью: верхняя граница налога на недвижимость (по прогрессивной шкале) постепенно возростала с 20% до 45%, затем до 60% и 70%, в итоге достигнув 77%. Все это в совокупности сократило собственность 0.1% богатейших американцев с 20% от национального богатства в 1929 году до 10% в середине 1950-х. (П.Кругман, 2009, с.47-48)
3.Можно обнаружить, что его постулаты полностью отражают политику, осуществлявшуюся МВФ и ВБ в мире после развала СССР и сформулированную как «приватизация, стабилизация, либерализация».
4.Относительно же внутренней политики можно составить объективное представление из письма Дуайта Эйзенхауэра от 1954г своему брату Эдгару: «Может ли какая-либо политическая партия попробовать отменить социальные гарантии, страхование по безработице или устранить трудовое законодательство или сельскохозяйственные программы? Уже невозможно найти такой силы в политической истории. Конечно существует некоторая группа отщепенцев, верящая в возможность подобного. Среди них Х.Л.Хант (возможно ты знаешь его прошлое) и несколько нефтяных миллионеров из Техаса, да и какой-нибудь случайный политик или бизнесмен из других сфер. Их число незначительно и все они глупцы. (П.Кругман, 2009, с.58-59, взято из Дуайт Д.Эйзенхауэр Эдгару Н.Эйзенхауэру, 8 ноября 1954г, http://eisenhowermemorial.org/presidential-papers/first-term/documents/1147.sfn)
5.В этом были заинтересованы Джон Фостер Даллес, госсекретарь в администрации Эйзенхауэра и его брат Аллен Даллес, глава новосозданного тогда ЦРУ, которые прежде работали в известной нью-йоркской юридической компании Sullivan and Cromwell, где они представляли интересы многих компаний, значительно терявших от «девелопментализма», среди которых были J.P. Morgan & Company, International Nickel Company, Cuban Sugar Cane Corporation и United Fruit Company. (Н.Клейн, с.71)
6.Ныне рассекреченные документы свидетельствуют, что ЦРУ получало указание сверху «о ликвидации Президента Сукарно в зависимости от ситуации и удобной возможности. (Н.Клейн, 2007, 45)
7.Как в Бразилии, так и в Индонезии было немало студентов, прошедших обучение в США: либо в Чикагской школе (Бразилия), либо в Беркли (Индонезия), и основавших экономические факультеты американского образца у себя. (Chicago boys and Berkley mafia) и, соответственно, после переворотов получивших значительные посты в новых правительствах.
8.Так о результатах совещания с участием корпораций и ЦРУ, прошедшего в сентябре 1971 года в г. Вина дель Мар, свидетельствует Орландо Саенц, президент Национальная Ассоциации Производителей, щедро спонсируемой ЦРУ и мультинациональными корпорациями. (Н.Клейн,2007, с.85)
9.При этом о значительном влиянии ТНК (и в частности ITT) на политику США в Чили (что было квалифицировано как вмешательство во внешнюю политику США) выяснилось вследствие расследования подкоммитета по ТНК Сената США от 1973г, ставшего доступной общественности в 2007 (Н.Клейн, 2007, с. 79-80)
10.The Economist, 2 февраля 1980 г
11.Constable and Valenzela, A Nation of Enemies, 170; Gundar Frank, Economic Genocide in Chile, 26
12.И даже при таких плачевных показателях западная пресса продолжала пропаганду неолиберальной доктрины. Так, журнал Fortune в 1981 году в статье “Chile’s Brave New World of Reaganomics” прославляет «блистательные, заполненные роскошью магазины» и «прелестные японские автомобили», конечно, не упоминая о жесточайших репрессиях и росте числа лачуг и обветшалых городков. «Какой опыт мы можем извлечь для себя из чилийского экономического эксперимента?»- задается вопросом издание. «Такой, что если маленькая неразвитая страна может может жить по теории сравнительных преимуществ, то безусловно то, что наша, безгранично более богатая экономика, тоже может».
13.“Field Listing-Distribution of Family Income- Gini Index”, World Factbook 2007, www.cia.gov
14.Он заинтересовался кризисными явлениями в том числе в связи с успехом малопопулярных до этого Кейнсианских идей в период и после Великий Депрессии
15.Инфляция достигла 14000 %годовых в 1985 году
16.Что приписывал себе Сакс, не упоминая о главной подоплеке- восстановлении культивации коки, служащей основой производства сильного наркотика, кокаина
17.Для Польши же уже Боливия преподносилась как пример блестящего успеха от применения «шоковой терапии»
18.При этом возникает механизм саморазвития кризисной теории Фридмана: чем больше мировая экономика полагается на его предписания, отпуская в свободное плавание процентные ставки, полностью устраняя ценовой контроль и развивая только лишь экспортно-ориентированную экономику, тем более неустойчивой и подверженной кризисам экономика становится, создавая ситуации, в которых правительства будут принимать все больше радикальных мер. Свободное перемещение капитала по всему миру за короткое время служит усиливающим эффектом, когда можно в один день обвалить цены на какао или кофе, в другой- олово или пшеницу. Причем падение цен на любой из сырьевых товаров, в случае опоры только лишь на него, приводит к обнищанию и без того бедного населения, с последующим обвалом валютного курса, что еще больше сократит покупательную способность валюты и обострит социальные проблемы населения. Все это мы наблюдали в течение последних десятилетий, а особо выраженно это было во время кризисов 1998, 2001, 2008-2009 годов.
Литература:
Джон Кеннет Гэлбрэйт, The Great Crash of 1929, I954, переиздано New York Avon, 1979, с.168)
Джон Мейнард Кейнс, The End of Laissez-Faire, Лондон, 1926
Наоми Клейн, The Shock Doctrine, 2007
Пол Кругман, The Conscience of a Liberal, 2009
Дэни Родрик, “The Limits of Trade Policy Reform in Developing Countries”, Journal of Economic Perspective 6, #1(1992)
Милтон Фридман Capitalism and Freedom, 1982
Constable and Valenzela, A Nation of Enemies
Gundar Frank, Economic Genocide in Chile
(Данная статья впервые увидела свет в 2010 году)
