В сиянии и в радостном покое,
У трона вечного творца,
С улыбкой он глядит в изгнание земное,
Благословляет мать и молит за отца.
Эпитафия младенцу. 1828.

Он преследовал меня с раннего детства. В самом начале я полагала, что это кто-то вроде Оле Лукойе, который все ведает и знает. Не скажу, что он тогда меня сильно интересовал. Уж больно всезнайка, и даже может быть отличник, из тех, что хорошисты и в очках, которые всем нравятся, и на которых нужно бы равняться. А это хуже не бывает, такая занудень! В том то возрасте, когда к идеалам и стремится то не хочешь. Все больше по деревьям, да с порванными коленками, локтями. Потом приходишь домой или в школу, и это назидательное старших – «А кто это сделал?» или «А кто знает?». И их же безапелляционное – «Пушкин!?».

Чуть позже ты знакомишься с его миром, творчеством. Его - «Там, на неведомых дорожках…» становится таким близким и понятным, и про кота, и про чертей. Про величавый дуб, который есть и в твоем дворе, с именной веткой, зеленое царство. В мире, неведомом взрослым, наполненным сказочных персонажей. И этот Пушкин, опять мало того что про ЭТО знает, он ЭТО понимает, и прекрасно облачает в слова и в рифму. Которые ты повторяешь, сидя на дереве, почти не разучивая. Потому что это твое, из твоего воображаемого мира. А он знает.

Потом еще стихотворения, которые в школе не все осмыслишь, но они легко ложатся в память, как в кладовую, чтобы потом – через года, выстрелить. В неожиданный момент, ассоциацией, четверостишием, молнией – догадкой. И про майскую грозу, и про золото осени, и про «прекрасные мгновенья». Как он все это знал, описал, и почувствовал через века наперед! Про мое. Уже и не детское, но так точно. «Кто знает?». Да, он – этот Пушкин. Не хрестоматийный из учебника, а свой, иной, но мой.

Пройдет еще десяток лет, ты начинаешь понимать его бунтарский дух. Нет – не понимаешь, разделяешь. Без назидательных рассказов учительницы, идеологических лекций, фильмов.

В его во всем: в биографии, в письмах, в поэзии …. во внешности, в происхождении.

Проходит еще время. Ты обретаешь больше. И это уже не сказочник, а прорицатель.

Как целый мир, как нерв, снобизм, ирония и гнев, и вызов. Любовь и чуткость, боль и состраданье.

Пушкин – как призма бытия. Как линза.

Россия Пушкина. Как можно не любить?! И эти хаты, и простор, и тот «широкий дух», язык. Как не ненавидеть жандармов и цензуру!?

Иронии там много, но близкой и понятной. Та дверь нам приоткрылась все тем же профилем, знакомым.

Проходят годы, дети прибегают, чумазые, в грязи. Уже я спрашиваю, негодуя... «А кто знает?»

Пушкин.

И вижу глазки, удивленные, знакомый блеск. Он будет с вами. Мы встретимся потом.

И так 215 лет.

Кто знает!?

Он. А.С.

Жаркынай Куват