Курс лекций, который я читаю в Кантерберийском университете в Новой Зеландии называется «Земля неизвестная: постсоветская Центральная Азия». Это название вполне оправданно, поскольку практически все, изучающие или просто интересующиеся данным регионом, неизменно сходятся в одном мнении: эта территория по ряду причин была недостаточно изучена в период, предшествующий коммунистической революции, и абсолютно изолирована и недоступна для объективного анализа в последующие 70 лет существования в рамках советского блока.

Поэтому не стоит удивляться тому, что предисловия многих авторов книг, посвященных Центральной Азии, схожи в одном: они как бы открывают как для себя, так и для своих читателей неизведанную землю. Наиболее показательно в этом плане введение к популярному туристическому путеводителю о Центральной Азии. Так оно предваряется следующим вступительным словом:

«Регион, известный как постсоветская Центральная Азия или Туркестан, это огромная арена пустыней, степей, горных цепей, простирающихся от Каспийского моря на западе до Монголии на востоке, от Сибири на севере до Гиндукуша на юге. Она образует мост и в то же время границу, на которой Европа и Азия встречаются в Евроазиатских степях. Она включает 5 бывших советских республик. До недавнего времени она была недоступна и неизвестна внешнему миру, благодаря ее изоляции внутри бывшего Советского Союза. Даже сейчас большинство представителей Запада думают о ней как об огромной пустыне, населенной безграмотными кочевниками» ( Central Asia, Lonely Planet Publications Pty Ltd, 2004, p.9).

Шокирующе и немного болезненно для нашего самолюбия, не правда ли? Но ничего не поделаешь, мало того, что объективная информация об этом регионе была практически недоступна рядовому западному обывателю, но и путешествия в эту часть Советского Союза относились к разряду редких и весьма экзотичных удовольствий. Прибавьте к этому инертность, консерватизм и нелюбознательность среднего обывателя. Проведите свой эксперимент и спросите у нескольких прохожих, что они знают, например, о Новой Зеландии. Не думаю, что они поразят вас своей эрудицией. Именно поэтому скандальный фильм-шарж о Казахстане, созданный известным британским комиком Сашей Бароном принимается многими на Западе за чистую монету.

Но вернемся к теме. В предлагаемой статье я попытаюсь представить вам точку зрения специалистов, в первую очередь политологов, журналистов, и даже туристических гидов, т.е. людей, профессионально занимающихся созданием имиджа той или иной страны и, в конечном итоге, формирующих общественное мнение о том или ином явлении или предмете.

Надо сразу сказать, что за прошедшие 20 лет западное восприятие Центральной Азии претерпело значительные изменения. В этой статье я хотела бы сосредоточить ваше внимание не только на изучении динамики западного восприятия Кыргызстана, но и прогнозы Запада о развитии страны.

И начну я, пожалуй, с презентации страны для широкой западной аудитории. Вот что пишется о ней в туристическом путеводителе:

Что не достает Кыргызстану в оседлой истории, то с лихвой восполняется богатством ее кочевых традиций, включая спокойное гостеприимство и здоровое недоверие к властям. Что ему не хватает в развитии, то компенсируется ее стремлением развиваться. Недостаток исторической архитектуры более чем покрывается самой прекрасной архитектурой гор Центральной Азии – высочайшими и самыми драматичными частями Центрального Тянь-Шаня и Памира. Развал СССР оставил эту крошечную, недостаточно подготовленную к независимости республику в критическом состоянии, без жизненно важных ресурсов. Возможно именно поэтому она, более чем другие Центрально-Азиатские республики, делает все возможное, чтобы развивать туризм. Одно из удовольствий путешествий по Кыргызстану – это добросердечность людей. На каждом шагу вы сможете найти семью, которая приютит вас на ночь, или группу чабанов, которые с радостью пригласят вас в юрту для чашки чая или айрана. Добавьте к этому одни из самых грандиозных и потрясающих альпийских пейзажей и видов в мире, и вы поймете, почему большинство туристов называют Кыргызстан самой привлекательной, доступной и гостеприимной страной Центральной Азии (Central Asia, Lonely Planet Publications Pty Ltd, 2004, p.241.

Думаю, вам будет любопытно послушать и репрезентацию национального характера кыргызов:

Кыргызы, наряду с казахами, в целом, пожалуй, самая русифицированная нация Центральной Азии. Судя по тому, с какой легкостью они расстались с советской эрой, они не были сильно ленинизированы. Ислам также не очень сильно отпечатался на кыргызах. В результате женщины в кыргызском обществе занимают высокое положение (Там же, 2000, p.344).

А американский журналист Тед Рэлл добавляет к этому:

Среди своих соседей кыргызы пользуются репутацией терпеливых и щедрых людей. Будучи здесь, я ни разу не слышал в адрес кыргызов плохого слова или обидной клички (Silk Road to Ruin, 2006, p.101).

Приятно, не правда ли, услышать такое мнение о твоей стране и твоем народе, тем более от весьма требовательного и придирчивого западного туриста.

До недавнего времени Кыргызстан был любимцем и более взыскательной и строгой аудитории, а именно, западного истеблишмента. Более того, Кыргызстан, некоторым образом даже приятно шокировал Запад. Вот что о нем писала сразу после обретения ей независимости известная американская журналистка Джорджи Гейер:

Нет, это просто невозможно. Это просто невероятно, что на далекой земле кыргызских горных кочевников, в этой крошечной новой стране с 4-х миллионным населением, стиснутой между Китаем и Казахстаном, установилась демократия. Это прямо дико предположить, что в этой самой отсталой Центрально-Азиатской республике, в которой средняя месячная зарплата составляет всего один доллар, и лишь 5% земли пригодно для пользования, лучший президент и самая дееспособная и разумная команда современных людей во всем регионе взяла власть в свои руки (Waiting for Winter to End, 1994, p.90).

Но это все эмоции. Обратимся к более серьезному анализу тех, кто непосредственно готовит информацию для власть предержащих Запада, а именно, политических экспертов. Как они оценивали потенциал Кыргызстана, какие его болевые точки и проблемы выявили, и какие прогнозы и перспективы они определили для него в начале 90-х годов, то есть тогда, когда Кыргызстан только обозначился на карте как суверенное государство. Вот что пишется о нем в отчете Международного центра стратегических исследований:

Как Таджикистан и Туркменистан, Кыргызстан обладает маленьким населением. Однако неустойчивость внутренней структуры страны и слабость экономики делают ее более близкой по условиям к Таджикистану, нежели Туркменистану. Как и Таджикистан, Кыргызстан представлен сложной мозаикой различных этнических групп, скрытым регионализмом и межклановыми противоречиями и напряженностью. Согласно переписи населения 1989 года этнические кыргызы едва составляют большинство населения страны, всего 52%. Начиная с позднего Горбачевского периода, в стране наблюдается подъем кыргызского национального самосознания, впрямую связанного с пропагандой кыргызского языка и культуры. Активизация кыргызского национально-политического движения непосредственно связано и с экономическими проблемами, так как несмотря на статус титульной нации, кыргызы являются одной из беднейших этнических групп страны. Так сложилось, что кыргызы, традиционно являясь горными кочевниками-скотоводами, уступили лидерство в аграрном земледельческом секторе узбекам, таджикам и уйгурам, а в индустрии – славянам. В результате, эти некыргызские этнические группы доминируют в кыргызской экономике ( Adelphi Paper, 288, The International Institute for Strategic Studies, 1994, p.39).

Как видите, в приведенном фрагменте фигурируют весьма убедительные, но не радующие факты. Западные эксперты определили основную болевую точку кыргызского общества, а именно, социально-экономический дисбаланс, который был не так очевиден и тщательно скрывался в период относительного благополучия в советское время, и стал явным и крайне болезненным на фоне тотального постсоветского кризиса.

Западные наблюдатели также отметили реакцию различных этнических групп на всплеск кыргызского национализма. По их словам это встревожило, прежде всего, наиболее преуспевающие национальные меньшинства. Так, они пишут, что:

Диаспоры славян и немцев, представлявшие по данным 1989 года 30% населения республики, стали все более явно выказывать беспокойство по поводу их дискриминации в таких сферах как язык, трудоустройство и образование. В результате по данным отчета с 1988 по 1992 годы более 300 000 русских эмигрировало, тем самым, сократив русский состав населения республики с 21 до 18% ( Там же).

 

В этом же отчете отмечается, что если отношения между славянами и кыргызами в целом было относительно мирным, то совершенно иначе обстояли дела в отношениях кыргызов с полумиллионным населением узбеков, которые доминировали в Оше и близлежащих к нему регионах в восточной части Ферганской долины. Вот как западные эксперты описывают причины и последствия ошских событий:

Узбеки, традиционные жители Оша и Ферганской долины все более стали входить в конфликт с кыргызами, которые стали переселяться из горных частей страны в перенаселенные районы и города кыргызской части Ферганской долины. В 1990 году напряженные отношения между кыргызской и узбекской общинами в Оше переросли в самый кровавый межэтнический конфликт в Центральной Азии в Горбачевский период. По официальным данным 320 человек погибло в этом столкновении. Взаимное недоверие и подозрительность продолжали осложнять отношения между двумя коммунами, прежде всего, в связи с расширяющейся узбекской кампанией за присоединение Оша к Узбекистану (Там же).

Западными экспертами в эти ранние 90-е годы были подмечены не только проблемы межэтнического характера, но и проблемы внутри самой титульной нации. Они сразу констатировали факт, что кыргызское общество также само по себе не было свободно от скрытого регионализма. Так, они пишут, что самым дестабилизирующим в этом плане было историческое и культурное деление кыргызов на северных и южных. Вот как они объясняют это сложившееся внутриэтническое противостояние:

Так исторически сложилось, что южные кыргызы, населяющие Ферганскую долину, всегда находились под большим влиянием доминирующих здесь узбекской, таджикской и уйгурской диаспор, отличающихся от кыргызов большей консервативностью и религиозностью. В этом экономически малоразвитом и бедном регионе они более ревностно сохраняют свои традиционные обычаи и стиль жизни и поэтому без особого энтузиазма относятся к социально-экономическим реформам. Напротив, кыргызы на севере, будучи в близком контакте со славянским населением, более расположены к социально-экономическому прогрессу. Северные кыргызы, как правило, менее традиционны, более ориентированы на Запад и более восприимчивы к проведению радикальных политических и экономических реформ ( Adelphi Paper, 288, The International Institute for Strategic Studies, 1994, p.39-40).

Они же отмечают, что с момента кровавой ошской резни 1990 года межэтнические и межрегиональные отношения в Кыргызстане отличаются относительной стабильностью и спокойствием, несмотря на социально-экономический кризис, охвативший страну после развала Советского Союза. В этом они отдают должное тогдашнему президенту Кыргызстана Аскару Акаеву, а именно, его нетипичному для многих постсоветских лидеров подходу к руководству страной.

Надо сказать, что репутация Аскара Акаева на Западе весьма схожа с репутацией Михаила Горбачева. Оба, я думаю, обречены оставаться фаворитами Запада и навсегда сохранят в их глазах имидж великих реформаторов постсоветского периода. Разрешите мне привести лишь несколько цитат о нем из книги Джорджи Гейер «В ожидании конца зимы»:

Американцы называют круглолицего президента Акаева «Джон Кеннеди Центральной Азии».

Еще один посвященный ему эпитет:

Замечательный «Мистер Демократия Центральной Азии».

Согласно ее же свидетельству бывший госсекретарь США Джеймс Бейкер назвал Аскара Акаева своим любимым лидером Центральной Азии. Ну и, разумеется, глава о Кыргызстане изобилует историями о легендарном мужестве и решительности Акаева в дни августовского путча в Москве, а также цитированием теорий Акаева о врожденном демократизме кыргызского народа.

На мой взгляд, книга этого автора весьма тенденциозна и отражает типично американское мировоззрение и позицию. Не все в ней льстит нашему национальному самолюбию, скорее наоборот. Но я уверена, горькие пилюли жесткого сарказма и критицизма порой приносят больше пользы, нежели подслащенные политкорректностью общие фразы и рассуждения.

Но вернемся к более взвешенной и менее комплиментарной характеристике Акаева со стороны политических экспертов Запада. Так, они пишут:

В отличие от других Центрально-Азиатских лидеров, он не был тесно связан с правящей элитой Коммунистической Партии, хотя и являлся членом ЦК Компартии Кыргызстана. Он также не состоял в сильной зависимости от каких-либо элитных клановых групп. Эта относительная свобода дала ему большую политическую гибкость, нежели его другим коллегам по Центральной Азии. В своей кадровой политике Акаев пытался отдавать предпочтение технократам и специалистам, нежели людям из своего круга. Сопротивляясь сильному давлению кыргызских националистов, Акаев последовательно отстаивал идеи частного землевладения, доступного для всех граждан страны независимо от их этнической принадлежности. Он также ратовал за быстрый переход к рыночной экономике и был приверженцем либерально-демократической политической системы. В сравнении с другими Центрально-Азиатскими государствами, с частичным исключением Казахстана, кыргызская пресса свободна, а оппозиционные политические движения и партии оперируют на территории Кыргызстана без сильного правительственного давления и ограничений ( Adelphi Paper, 288, The International Institute for Strategic Studies, 1994, p.40).

Вместе с тем они делают и следующую ремарку:

Демократический имидж Кыргызстана нельзя чересчур преувеличивать и приукрашать. Акаевское красочное представление Кыргызстана как азиатской Швейцарии скорее нечто желаемое, нежели действительное. Следует сделать и несколько отметок против президентской власти, например, оппозиционные партии не очень дееспособны и развиты и практически не оказывают никакого влияния на политику государства. В свою очередь, межклановые интересы продолжают определять расстановку сил и приоритетов в делах Кыргызстана. Тем не менее, в Центрально-Азиатском контексте акаевская прозападная ориентация составляет освежающий контраст к традиционной политической культуре всего этого региона ( Adelphi Paper, 288, The International Institute for Strategic Studies, 1994, p.40).

Как видите, даже такая сухая репрезентация Акаева весьма способствовала формированию на Западе имиджа «Мистера Демократия Центральной Азии».

В отчете значительной место посвящено внутрипарламентской борьбе и противоборству Акаева с политическим экстремизмом прокоммунистичекой и националистической оппозиций в эти ранние годы независимости Кыргызстана. И уже тогда было подмечено растущее политическое противостояние севера и юга Кыргызстана.

Осознавая важность стабилизации в этом регионе хотя бы одного продемократического правительства, Запад пытается не только ставить диагноз, но и выписать рецепты, снабдить лекарствами и стимулирующими средствами. Так политические эксперты констатируют, что самым уязвимым местом Кыргызстана является слабость ее экономики и отсутствие стратегически важных ресурсов. Они также отслеживают наиболее кризисный момент, а именно, конец 1992 года, когда макроэкономическая политика практически вышла из-под контроля кыргызского правительства и экономика страны была на грани полного краха.

Обвиняемому как коммунистами, так и демократами за провалы в экономике, Акаеву, по словам западных аналитиков, не оставалось другой альтернативы кроме как искать поддержки на Западе. Далее, как вы наверняка помните, все основные рекомендации по стабилизации экономики исходили от известного Международного Валютного Фонда. С явным удовлетворением в отчете сообщается, что Кыргызстан последовал настоятельному совету МВФ и стал первой страной в Центрально-Азиатском регионе, который в мае 1993 года вышел из рублевой зоны и ввел в оборот собственную национальную валюту. В отчете также указывается, что в качестве поощрения за эту акцию Кыргызстан не только наградили членством в Международной Торговой Организации, но и выделили кредит – около 400 миллионов долларов. Однозначна была позиция МВФ и по поводу земельной реформы. Запад в лице МВФ безусловно настаивал на частном землевладении без какой-либо этнической дискриминации. Что касается последующих совместных действий правительства и МВФ, то вы, я думаю, знаете об этом больше чем я.

По истечении первых лет независимости Кыргызстана Западом были сделаны следующие прогнозы ее развития:

Думается, что память об ошских событиях 1990 года и гражданской войне в Таджикистане будет оставаться сдерживающим фактором в межэтнической конфронтации. Более коварна угроза, которая может выявиться изнутри, а именно, внутри самой кыргызской нации. Ускоряющиеся экономические реформы могут внести раскол между севером и югом страны. Южно-кыргызские лидеры могут использовать свою власть и попытаться противодействовать непопулярному на юге социально-экономическому реформированию страны, путем расширения своего влияния на местах и интегрирования экономики юга страны с другими частями Ферганской долины. В итоге, южная часть Кыргызстана может оказаться в сфере влияния Узбекистана. В этом случае Акаев или его преемник может остаться при эффективном контроле лишь северных частей Кыргызстана и, в результате, будет вынужден интегрироваться с Казахстаном или даже Россией. Однако опасность такого раскола не должна преувеличиваться. Страх оказаться под узбекским протекторатом может наоборот способствовать сплочению кыргызов и преодолению всех их разногласий. Тем временем, экономический кризис остается главным испытанием для правительства страны. Если кыргызская экономика не стабилизируется, то существуют серьезные сомнения, что Кыргызстан состоится как самостоятельное государство (Adelphi Paper, 288, The International Institute for Strategic Studies, 1994, p.41-42).

Вот такой приговор был вынесен западными аналитиками Кыргызстану к середине 90-х годов. В последующей половине 90-х годов Кыргызстан оставался фаворитом Запада. Не обладая мощными внутренними ресурсами как Казахстан, Туркменистан и Узбекистан, страна пыталась строить свое благополучие, послушно следуя указаниям влиятельных международных организаций и, прежде всего, МВФ. Реформы, проводимые в эти годы в Кыргызстане, сами западные наблюдатели назвали самыми радикальными в регионе. Тем не менее, по их же признанию, первая декада кыргызской независимости характеризуется экстремальным экономическим спадом. С 1990 по 1996 годы производство продукции упало в стране на 64%, экономические показатели снизились до уровня 70-х годов, наименее продуктивных в СССР. И только к 1997 году экономика страны более или менее стабилизировалась, но причин для оптимизма было очень мало. Анализируя ситуацию, сложившуюся в Кыргызстане к концу 90-х годов, западные обозреватели пишут:

Несмотря на самую быструю и радикальную программу приватизации и наиболее либеральную политическую систему в Центральной Азии, экономика Кыргызстана все еще в очень плохом состоянии. Безработица растет, среднемесячная зарплата едва достигает 50 долларов, а в сельских регионах страны и того меньше. Кыргызско-Канадская золотодобывающая компания «Кумтор» производит примерно 18% всего объема Валового Национального Продукта, что ставит экономику страны в опасную зависимость от мировых цен на золото (When Economies Change Paths, 2002, p.143).

В сфере политики репутация Кыргызстана как наиболее либерального и демократического государства Центральной Азии также несколько потускнела. Непосредственно об Акаеве в эти годы пишут, что он все более отступает от взятого им ранее курса на политическую либерализацию. Особой критике он подвергся в связи с парламентскими и президентскими выборами 2000-го года, результаты которых, по мнению западных наблюдателей, были сфальсифицированы. Более того, все более очевидными становятся факты политических преследований, ограничения свободы слова и печати, крупномасштабной коррупции. Имидж Кыргызстана как демократического первенца Центральной Азии подвергается сомнению и соответствующей корректировке.

В западной печати появляется все больше сообщений о растущей массовой оппозиции правительству Акаева. Вы, я думаю, будучи здесь, лучше меня помните причины массовых протестов. По тем данным, которыми располагаю я, это, в первую очередь, передача части приграничной территории Кыргызстана Китаю, политические преследования Азимбека Бекназарова и Феликса Кулова, а также их сподвижников, кровавое столкновение милиции и демонстрантов на юге Кыргызстана. Все более явной и болезненно острой становится основная проблема Кыргызстана, а именно, противостояние севера и юга страны. Вот что по этому поводу пишут на Западе:

Горный ландшафт Кыргызстана способствует фактической изоляции населенных центров Севера и Юга страны друг от друга, особенно зимой. Географически изолированные южные провинции Оша и Джалал-Абада имеют больше общего с консервативной исламизированной Ферганской долиной, нежели с более модернизированным, ориентированным на Запад севером страны. Более 55% населения республики живет в южных провинциях Кыргызстана. Составляя больше половины населения страны, они считают, что их интересы недостаточно представлены в центральном правительстве. Так, лишь 48 членов парламента представляют юг страны, тогда как север занимает 57 мест в парламенте, что гарантирует контроль севера над принятием решений. По данным последнего социологического опроса 63,5% кыргызстанцев считают, что противоречия между югом и севером страны является наиболее дестабилизирующим фактором в развитии республики. В настоящее время в центре обсуждения строительство Транскыргызской железной дороги, которая может соединить эти два противоборствующих региона страны, хотя очень мало надежды на то, что это может произойти в ближайшем будущем. Хочется надеяться, что празднование 2200-летия кыргызской государственности в 2003 году будет способствовать консолидации страны (Central Asia, Lonely Planet Publications Pty Ltd, 2004, p.245).

К этому времени произошло событие, кардинально изменившее геополитический статус Центральной Азии и, в частности, Кыргызстана. Вы, конечно, догадываетесь, о чем я говорю – террористические акты в Нью-Йорке. Вскоре после этого США , воспользовавшись моментом и предлогом, под знаменем борьбы с международным терроризмом востребовало содействия в этом Центрально-Азиатских государств. Помните американский лозунг, очень напоминающий глобальный шантаж, «Кто не с нами в борьбе с терроризмом, тот против нас». Но как бы США не маскировало свои истинные намерения, они были весьма очевидны. Лидеры мира, наконец, осознали, насколько актуально предсказание британского исследователя сэра Хелфолда Макиндера, сделанное еще в 1904 году о том, что:

Контроль России над Евразией будет определять ход мировой политики (When Economies Change Paths, 2002, p.67).

Более осведомленные американские стратеги еще в начале 90-х годов пытались убедить правительство США в исключительной важности Центрально-Азиатского региона. Так, осенью 1993 года в американском журнале “Global Affairs” пишется, что:

Макиндер представлял Евразию как гигантскую естественную крепость, недоступную для морских держав и изобилующую богатейшими природными ресурсами. Он предрекал, что любой, кто возьмет контроль над огромными богатствами Евразии, неизбежно будет управлять миром.

А тут представляется такая прекрасная возможность без лишней суеты овладеть этой крепостью. Разумеется, американцы поспешили ею воспользоваться.

Американский журналист Тед Рэлл откровенно пишет, что:

Основной причиной американского вторжения в Афганистан явилась попытка США укрепить свои позиции в Центрально-Азиатском регионе (Silk Road to Ruin, 2006, p.239).

А иначе, зачем бы Соединенным Штатам строить свои военные базы практически в каждой Центрально-Азиатской республике, исключая Казахстан, которому, по мнению Тед Рэлла, лишь боязнь вызова недовольства со стороны Москвы помешала сдать в аренду американцам небольшой кусочек земли за сравнительно большие деньги. Что касается Кыргызстана, то не деньги столь важны в сложившейся ситуации. Для такой крохотной и экономически слабой страны как Кыргызстан, наконец, появилась возможность найти свою стратегическую нишу в борьбе гигантов, Америки, России и Китая, за доступ к минеральным богатствам Центральной Азии.

Хотя и цена за аренду «места под солнцем» тоже немаловажна. Как утверждает Тед Рэлл, по данным на 2006 год американцы за аренду базы Ганси платили Кыргызстану 207 миллионов долларов. По данным ВВС эта цифра составляет 60 миллионов долларов. Если даже исходить из более скромных цифр, то их сопоставление с годовым бюджетом Кыргызстана, который составляет всего лишь 1,2 миллиарда долларов, дает ясное представление, насколько жизненно важна эта арендная плата для экономики страны.

Надо отдать должное дальновидности и прагматизму Аскара Акаева, который одним из первых Центрально-Азиатских лидеров понял стратегическую важность решения о размещении американской базы на территории Кыргызстана. И еще большего уважения заслуживает его решение позволить России тоже разместить в стране авиабазу. В результате именно в Кыргызстане воцарился тот политический баланс, столь памятный во времена «холодной войны» и противостояния СССР и США, и о котором сейчас с такой ностальгией вспоминает весь мир. Я надеюсь, у нынешних лидеров Кыргызстана хватит здравого смысла сохранять как можно дольше этот баланс, а самое главное, не рубить сук, на котором Кыргызстан так уютно устроился.

Итак, на фоне всеобщего ажиотажа вокруг событий в Америке и вовлечения Кыргызстана в хоровод бушевской антитеррористической борьбы, назревавший конфликт кыргызского севера и юга как-то отошел на некоторое время на задний план. Однако вскоре он дал о себе знать известной всем Тюльпанной революцией. Поскольку основным заинтересованным лицом в данном случае является США, я постараюсь, прежде всего, изложить их позицию по этому поводу.

Я сразу хочу поставить точки над «Й». По мнению американских аналитиков в итоге Тюльпанной революции власть в Кыргызстане захватили исламисты, причем не без помощи самой Америки. Для подтверждения приведу выдержку из книги Тед Рэлла «Шелковый путь к разрухе». Речь здесь идет о событиях, связанных с попыткой исламского лидера Намангани свергнуть правительство Каримова в 2000 году:

Ош пал, но не смирился. Исламисты отбыли несколько дней позднее, перейдя вскоре кыргызско-узбекскую границу и, направившись в сторону Ташкента для его осады, в котором Намангани надеялся основать свой новый узбекский халифат. Тем временем, краткосрочный захват исламистами Оша в 2000 году не прошел бесследно. Исламисты оставили после себя достаточно агентов и сочувствующих, чтобы успешно начать кампанию по вербовке молодых мусульман в ряды организованных сил революционного ислама. Эти семена, посеянные в 2000 году, умножились благодаря фондам, выделенным американским ЦРУ, который попытался таким образом заставить кыргызского президента стать более сговорчивым и поддержать Америку в ее войне с терроризмом. В итоге это приведет к тому, что в результате так называемой Тюльпанной революции, единственный демократически избранный правитель Центральной Азии будет свергнут (Silk Road to Ruin, 2006, p.148-149).

Я думаю, для нас с вами в настоящий момент особый интерес представляет реакция Запада на последствия Тюльпанной революции. Вот что пишет по этому поводу уже известный вам Тед Рэлл:

Хотя запрос на свободу понятен и заслуживает похвалы, недавние события в Кыргызстане были не столько революцией, сколько мародерствующим налетом порывистых южан на столицу. Теперь в постакаевскую эру кыргызы стоят перед не очень приятным выбором: призвать к власти склонные к автократии фигуры бывшего режима такие как, например, Феликс Кулов, либо вдохновленных Талибаном исламистов, которые отстранили президента от власти . . . Менее чем через год после его Тюльпанной революции 2005 года, описываемой западными средствами массовой информации как триумф демократии, Кыргызстан был на грани провозглашения ее недееспособным государством. ... Реализация этого факта стала настоящим шоком для кыргызов, которые при президентстве Аскара Акаева имели репутацию миролюбивой и относительно открытой, хотя и бедной, страны с единственной в Центральной Азии функционирующей демократией и свободной прессой (Silk Road to Ruin, 2006, pр.155-156; 286).

А вот вердикт, вынесенный Кыргызстану в декабре 2005 года Международной Кризисной Группой:

Существует реальный риск, что центральное правительство потеряет контроль над основными государственными учреждениями и территорией, и страна будет ввергнута в необратимый процесс криминализации и в состояние перманентного неконтролируемого насилия.

Кстати, доклад этой группы назывался «Kyrgyzstan: A Faltering State», что можно перевести как «Кыргызстан: спотыкающееся государство». В этом же докладе пишется, что:

Если Кыргызстан станет недееспособным государством, то, по мнению соседних стран, таких как Россия, Казахстан и Узбекистан, путь к ее стабилизации лежит не через восстановление демократии, а через введение диктатуры.

И судя по всему, Запад согласен с этим мнением. Это до какого состояния нужно довести страну, чтобы Запад, так высоко ценящий демократию, не видел другой альтернативы для Кыргызстана, кроме как установление диктатуры?! Опасения Запада можно понять, отсматривая сюжеты ВВС, снятые спустя некоторое время после Тюльпанной революции. По мере их просмотра складывается впечатление о Кыргызстане как о стране перманентной революции. Хотя я, возможно, ошибаюсь. Думаю, живя здесь, вы лучше меня ориентируетесь в настоящей ситуации. Что касается меня, то, читая такие сообщения в западных медиа как, например:

Нурлан Мотыев, бывший соратник премьер-министра Феликса Кулова и одновременно представитель кыргызского отделения русской мафии, установил свой контроль над месторождением Кара-Кече около Нарына. Именуемый местными представителями власти как Гитлер, Жириновский и Муссолини, отказывается платить налоги, провозгласив себя независимым военным предводителем, чья территория не подчиняется центральному правительству. Мотыев, который любит фотографироваться с оружием, провозгласил себя лидером Народного Патриотического движения Кыргызстана. Мотыев также бравирует тем, что имеет достаточное количество людей, оружия и гранат, чтобы защитить себя в том случае, если Феликс Кулов захочет захватить его (по данным EurasiaNet).

Описывается также невероятный уровень коррупции в исправительных учреждениях. О том, что влиятельные преступники, содержащиеся в тюрьмах, владеют не только мобильными телефонами, доступом к Интернету, крупными суммами в валюте, но и оружием. Самый известный пример, приводящийся в западных источниках, это условия, в которых содержится Азиз Батукаев. Так, о нем пишут:

Азиз Батукаев, отбывающий срок в тюрьме № 31 в селе Молдавановка, занимает целый этаж тюрьмы, включая специальные комфортабельные помещения не только для своей жены, дочери и телохранителя, но и для 3-х лошадей и 15-ти коз (Silk Road to Ruin, 2006, p.288).

Естественно, после таких сообщений соглашаешься с мнением западных экспертов, что в Кыргызстане узаконился гангстеризм, а правительство Бакиева не только не контролировало страну, но и находилось в зависимости от криминальных структур. И, конечно, такой исход событий не совсем устроил одно из главных действующих лиц, а именно, США, которое планировало в результате революции получить более сговорчивое и послушное правительство, а получило пороховую бочку, начиненную неизвестно чем.

Давайте попытаемся оценить сложившуюся в это время ситуацию с точки зрения США. Во-первых, после их выдворения из Узбекистана Кыргызстан остался единственной Центрально-Азиатской страной, где США официально зарезервировало себе кусочек территории этого стратегически важного для них региона. А вследствие революции это единственное их достояние, база ГАНСИ, находится под перманентной угрозой закрытия. Правительству США, думается, приходилось вести, весьма напряженный диалог с неустойчивым правительством в стране, охваченной хаосом, в обстановке полной непредсказуемости и анархии.

Во-вторых, Кыргызстан в рассматриваемый момент настолько слаб и зависим, что другие ключевые игроки, такие как Россия и Китай, могут в ущерб интересам США, воспользоваться чрезвычайной уязвимостью Кыргызстана и не только полностью перехватить контроль в этом регионе, но и успешно выставить США за его пределы.

В-третьих, США, основательно подпортивший свою репутацию в период Тюльпанной революции, осознает, что уже не вызывает особого доверия у нового правительства страны, которое небезосновательно полагало, что если США не остановились перед свержением, на взгляд Запада, самого лояльного и продемократического правительства Центральной Азии в угоду своим стратегическим целям и интересам, то какие могут быть гарантии, что они не попытаются повторить то же самое и с нынешними чрезвычайно непопулярными в народе лидерами страны.

Тед Рэлл пишет по этому поводу:

Новые лидеры Кыргызстана могут захотеть принять во внимание акаевские предостережения о готовности США прибегнуть к смене режима, чтобы защитить собственные стратегические интересы (Silk Road to Ruin, 2006, p.?).

Тем не менее, США не намеревались сдавать своих позиций. Один из центров стратегических интересов Запада и, прежде всего, США, думается, надолго сосредоточился в постсоветской Центральной Азии. По свидетельству американской прессы теперь не Ближний Восток, но Центральная Азия является местом, благодаря которому США, наконец, может реализовать свои амбиции по установлению тотального энергетического контроля.

Будущий вице-президент США, Дик Чейни, еще в 1998 году заявил, что не может вспомнить ни одного случая, когда бы стратегическое значение региона возросло бы так неожиданно и быстро, как значение региона Каспийского моря. А уже в феврале 2002 года Колин Пауэлл заявил Конгрессу США, что Америка будет иметь постоянный и продолжающийся интерес и присутствие в Центральной Азии. В итоге высокопоставленные лица официальной Америки становятся довольно частыми гостями Бишкека. Я об этом могу судить по сюжетам ВВС, темами которых неизменно являлись либо политический и экономический хаос в постреволюционном Кыргызстане, либо ужасающий тотальный уровень коррупции в стране. Заканчивались такие сюжеты, как правило, ссылкой на перманентную угрозу закрытия базы США в Кыргызстане и связанными с этим обстоятельством визитами в Бишкек американских официальных лиц.

Очевидно, что вопрос о сохранении военной базы США являлся на тот момент одним из наиболее острых эпицентров внимания американского истеблишмента. И он делал все, чтобы не потерпеть краха и поражения, какое их постигло в Узбекистане. Но, я думаю, они понимали, насколько уязвима их позиция, особенно в связи с укрепившимся статусом Шанхайской Организации Сотрудничества.

Таким образом, новая Великая Игра между тремя державами, Америкой, Китаем и Россией за экономическое и политическое доминирование в постсоветской Центральной Азии входит в следующую фазу своего развития. Ее новые участники более могущественны, чем Турция и Иран, неудачливые соперники неудавшейся игры начала 90-х годов.

Тед Рэлл пишет об этом так:

Новая Великая Игра за контроль и влияние в Центральной Азии включает тех же игроков, разве что Китай играет более агрессивную роль. Однако цели игроков изменились. Теперь наоборот, Центральная Азия стратегически важна не из-за того, что находится на ее поверхности, но за то, что лежит глубоко под ней (Silk Road to Ruin, 2006, p.238).

И он же замечает, что Соединенные Штаты чрезвычайно заинтересованные в казахской нефти и узбекском газе, не особенно интересуются Кыргызстаном, поскольку он не владеет ни тем, ни другим. Но, по его мнению, ошибка американских стратегов в том, что они недостаточно осознают, что нестабильный Кыргызстан угрожает обоим этим интересам. Как показали последние события, он оказался прав. В стране сложилась ситуация как в поговорке «Чем дальше, тем страшнее».

К сожалению, положение Кыргызстана в настоящее время чрезвычайно уязвимо. Каждая из задействованных в новой версии «Великой Игры» держав менее всего озабочена стабилизацией ситуации в стране. Если рассмотренная нами позиция Запада и, прежде всего, США довольно ясна, то России, привыкшей рассматривать Центральную Азию, как одну из своих вотчин, которую она не намерена уступать никому, безусловно, только на руку воцарившийся хаос. Именно благодаря ему она пытается и будет пытаться такими привычными и хорошо испытанными методами как политический и экономический шантаж, интриги и подкуп восстановить тотальный контроль в стране. Она, без всякого сомнения, в своих действиях руководствовалась и будет руководствоваться принципом «разделяй и властвуй».

Этим, кстати, и намереваются воспользоваться экс-президент Бакиев и его приближенные в своих планах по реваншу и захвату власти в стране. Как следует из обнародованного в YouTube телефонного разговора между сыном и братом К.Бакиева, ставки контрреволюции целиком основываются на планах Москвы любыми средствами выдворить американцев из Кыргызстана и восстановить в ней свой статус-кво. Бакиев и его приспешники откровенно заявляют о том, что готовы предложить России абсолютно все, вплоть до полной экономической и политической кабалы страны, в обмен на власть.

Несомненно, что временное правительство находится в исключительно трудной ситуации. С одной стороны, если ставку делать на Запад и его реальную финансовую и политическую поддержку, то Россия с ее возродившимися имперскими амбициями, думается, не остановится ни перед чем, чтобы дестабилизировать страну и тем самым взять ее под свой контроль. С другой, если отказаться от поддержки Запада, то это значит попасть в полную зависимость от России, которая мало того, что сама погрязла в тотальной коррупции, но и с завидным постоянством демонстрирует миру свои кулаки на Кавказе. Без сомнения, она не преминет помахать ими и в Кыргызстане.

Удастся ли Кыргызстану безболезненно удержаться на двух стульях? Если нет, то с кем идти? Я помню, эти же вопросы 3 года назад я задала студентам Кыргызского Национального Университета. Примерно 95% студентов выбрало Россию. Затем, я попросила их же ответить на вопрос: Если вам предложат на выбор лучший университет России и довольно средний американский университет, то что вы предпочтете? Только два студента, причем русской национальности, сделали выбор в пользу России. Это ли не показатель того, насколько народ раздвоен в своем сознании. То есть, делая личный выбор, мы руководствуемся максимальными персональными выгодами и перспективами, решая же судьбу страны, мы менее озабочены ее стратегическим будущим и больше ориентируемся не только на старые и привычные лояльности, но и на сиюминутные тактические решения. А какой выбор сделали бы вы и почему?

Др. Онола Сазерлэнд, культуролог, доктор философии, магистр (Кантерберийский университет, Новая Зеландия), кандидат педагогических наук (Санкт-Петербургский университет культуры, Россия).