Кыргызы, как известно, – один из древнейших народов Центральной Азии. За свою многовековую историю они создали огромный мир сказового эпического жанра, в котором нашли свое отражение все перипетии жизни и судьбы людей, существовавших в прошлом длительное время в специфических условиях кочевого бытия.
Вершинным творением этой эпической традиции является океаноподобный эпос – «Манас». По объему, по широте и разносторонности охвата жизненных явлений, по познавательным и художественным параметрам, по накалу человеческих страстей, доходящих до вершин высочайшей трагедии, он превосходит все известные в мире эпосы.
Когда, мы, кыргызы, гордимся историей и творчеством своего народа, то, в первую очередь, имеем в виду – эпос «Манас». Потому что, это грандиозное художественное полотно кыргызского народа, которое он вписал в панораму мировой культуры. Второе явление - Чынгыз Айтматов, феномен его личности и творчества. Они вкупе – наш достойный вклад в мировую сокровищницу культуры человечества.
За годы советской власти кыргызский народ в своем социально-историческом и интеллектуально-духовном становлении прошёл огромный путь, повторив в ускоренном темпе почти все стадиальные этапы развития мировой цивилизации. Это, конечно, не могло не привести к причудливому смешению «архаического» и «современного» в жизни общества и культуры. По словам Г. Д. Гачева, одного из самых глубоких и признанных исследователей творчества Ч. Айтматова: «Для писателя, который, подобно Чынгызу Айтматову, рос в среде, где эти «изначальные» эпические формы жизни и мышления не очерствели, где они были активны и живучи, – у такого писателя способность чувствовать и осмыслять современное под углом зрения отстоявшегося должна быть необычайно продуктивной..., ибо, благодаря этому здесь может в полном и первичном виде осуществляться та способность сразу сопрягать начала и концы, смотреть на действительность одновременно и с наивно-патриархальной, и с развитой современной точки зрения – словом, та целостность охвата жизни, которая всегда составляет специфику художественного миропонимания».
И во главе данной художественной тенденции, по единодушному мнению исследователей, стоит Ч.Айтматов, чье творчество, перешагнув границы национальной культуры, давно уже стало уникальным явлением мировой литературы XX века. Если подходить к творчеству Ч.Айтматова с этой позиции, то, можно констатировать, что история художественной культуры характеризуется функционированием в ней двух слоев духовного универсума. Это, прежде всего, социально-актуальный слой, где реализуются исторически-конкретные, социальные и художественные проблемы.
Наряду с этим социально-актуальным слоем существует глубинный архетипически-мифологический слой, в котором сохраняются, переходя из эпохи в эпоху, универсальные художественные формы и мыслительные установки. Эстетическая интуиция и изощренный интеллект современного человека в своем стремлении к целостному охвату многосложной природы социальной и духовной жизни людей, находит в мифе аллегорию и поэзию, символ и философию, архетип и структуру, т.е. ту картину мира, которая способна сконструировать на поэтическом принципе «параболы» и «символа» глобальную философско-художественную концепцию. Эта концепция вбирает в себя не только историческое и мифологическое прошлое, но и возможное будущее. Так, «всеобщая универсальность» мифа, бывшего когда-то синкретической формой сознания, где слиты воедино все начала познания мира, для художника с гуманистической проблематикой и тенденцией к философскому осмыслению действительности и служило источником «вечных» тем и сюжетов, арсеналом поэтических форм и средств. Обладая опытом транспонирования мифологических образов и связанных с ними коллизий в проблематику современных духовно-нравственных поисков, Ч.Айтматов смог построить в своих произведениях впечатляющую цепь ассоциаций и символов, за которыми угадывается мощный контекст интеллектуально-культурных и философско-мифологических систем Запада и Востока. И эта цепь аналогий и ассоциаций между прошлым и современностью, между природой и обществом, между человеком и миром животных с траекторией на будущее, говоря терминологией античной философии, созданный Ч.Айтматовым Космо-Психо-Логос, дало возможность автору прорваться в область вечного, общечеловеческого, постичь в высочайшем философском синтезе всевременную, изначальную суть бытия.
И поистине Чынгыза Айтматова можно и нужно назвать одним из самых глубоких и универсальных умов среди величайших писателей-мыслителей ХIX и ХX веков. Он, как легендарные Библейские пророки, наделен даром предвидения потаенных смыслов бытия и сути нескончаемой вечности. Ведь недаром при случае его имя произносится и соотносится с именами Л. Толстого, Ф. Достоевского, М. Шолохова, Т. Манна, У. Фолкнера, Г. Гессе, Э. Xемингуэя, Г. Маркеса и др.
Бывший президент Римского клуба (среди членов этой международной футурологической организации был и Ч.Айтматов) итальянский ученый и общественный деятель А. Печчеи отмечал: «В мире никогда еще не царил такой беспорядок, и никогда прежде в мире не было столь большого количества различных опасностей. И все это потому, что никогда прежде не было такого смятения в человеческой душе» (Печчеи А. Человеческие качества. – М.: Прогресс, 1980, стр.54). И вот эта душа, окончательно сломленная и опустошенная всем ходом жуткой истории XX века, содрогнулась в мистическом ужасе, в трагическом ожидании конца света. А перед лицом Апокалипсиса такой человек, тем более писатель-мыслитель и поэт, как Ч.Айтматов, просто был обязан мыслить «эсхатологически», только не в смысле фатальной неизбежности такого конца, а в смысле, когда , если не сейчас, не сегодня, и именно он не попытается разрешить «последние вопросы», что и сделал Ч.Айтматов в своих полифонических романах последнего времени.
Так, если к примеру, возьмем роман «И дольше века длится день», он построен как национальная модель мира, которая в сшибке с современной цивилизацией подвергается неимоверным испытаниям, породившей немало человеческих драм и трагедий. В свете сказанного, беспрестанное движение поездов с востока на запад, и с запада на восток, рефреном проходящее через весь сюжет романа, а также ракеты-роботы, взлетающие на околоземную орбиту, воспринимаются как знаковые символы безудержной цивилизации.
Священный Ана-Бейит – национальный космос, начисто десакрализованный под натиском тоталитарно-технократических сил, олицетворением которых является космодром. А предание о манкурте, вытекающее из легенды об Ана-Бейите, служит концептуальным центром, от которого концентрическими кругами развертывается целая система многозначительных символов и метафор, придающих повествованию полифоническое звучание и голографическую объемность.
Так, обруч на голове манкурта, о котором вначале речь шла в легенде, сперва превращается в проволочный обруч вокруг родового кладбища Ана-Бейит, а затем перерастает в ракетно-космический обруч, опоясавший земной шар и начисто лишивший тем самым человечество памяти о прошлом и «воспоминаний о будущем».
И в полном соответствии с законами мифо-поэтического мышления, в сцене, когда человек, верблюд и собака, объятые пожаром всеохватного света, и ужасом всесокрущающего грохота взлетающих ракет-роботов, бегут без оглядки, из сакрального мира появляется священная птица Доненбай, крича в том грохоте и светопреставлении:
– Чей ты? Как твое имя? Вспомни свое имя? Твой отец – Доненбай, Доненбай, Доненбай, Доненбай, Доненбай...
Это крик отчаяния, предупреждающий об опасности всепланетарного Апокалипсиса, если люди не одумаются, пока не поздно, и не допустят превращать себя в ничего не помнящих жалких манкуртов.
А в следующем романе «Плаха» через трагические судьбы героев, олицетворяющих сокровенную суть социокосмоса, раскрывается кризис человеческой духовности, грозящей обернуться антропологической катастрофой и гибелью всей живой жизни на земле. В качестве инвариантной парадигмы представляется история Xриста, которая имеет определяющее значение в сознании и мировосприятии христиан. В центре идейных исканий автора стоит неординарная фигура Авдия, во многом повторившего горькую участь Xриста.
Моюнкумское светопреставление, обрушившееся на семейство волков, разыгрывается как модель «глобальной эсхатологии», фиксировавшей в духовном универсуме христианского мира итог человеческой истории, а трагедия, постигшая Бостона, предстает как явление «малой эсхатологии», которая связывалась с кончиной индивида и судьбой его индивидуальной души. И потому, как утверждает автор, страшный суд, грозно провозглашаемый официальным христианством, вопреки догматам вероучения, давно уже свершается в истории людей. Подлинная, искомая история рассвета человечности все еще не начиналась на земле. И потому апокалиптический конец света, так называемая «большая эсхатология», не от бога, не от стихийных бедствий, а от вражды самих людей грядет. И потому, каким быть Богу-Завтра – прекрасным или дурным, добросердечным или карающим, – зависит от самих людей. Ибо человек сам судья и сам же творец каждого дня своей жизни. В этом и вся суть глубокого художественного и философского обобщения на страницах «Плахи».
Как писал в свое время русский демократ-мыслитель, автор знаменитого труда «Былое и думы», Герцен, поистине «за нами, как за прибрежной волной, чувствуется напор целого океана всемирной истории; мысль всех веков на сию минуту в нашем мозгу». И в этом смысле, как остроумно заметил один из талантливейших интерпретаторов творений Ч.Айтматова Г.Гачев, он истинно есть тот «задумавшийся скиф», творящий, а мы сегодня, к великому сожалению, вынуждены сказать о нем в прошедшем времени, творивший подвиг миропонимания, кому был открыт язык мифов и легенд, и все проблемы мировой мысли.
Исходя из духовно-культурных и гуманистических установок, свойственных общечеловеческой интеллектуально-эстетической традиции, Ч.Айтматов, словно Сфинкс, вновь и вновь задает себе и всем нам живущим на земле вопросы, суть которых сам же сформулировал в виде извечной проблемы: «Как стать человеку – Человеком?»
Известно, что в древнегреческом мифе Эдип отгадал загадку Сфинкса. Однако, сама загадка, разгадка которой требует всего лишь немного сообразительности, по сути была только ширмой, скрывающей главный, потаенный смысл вопроса. А разгадка этого символа, как заметил Гегель, в действительности, заключена в душе человека. Поэтому и терзается Ч.Айтматов, художник и мыслитель, обуреваемый на стыке тысячалетий эсхатологическим сознанием грядущего экологического и морально-этического апокалипсиса, тревожно и неустанно взывая к душе человека – этой вечной загадке живой жизни. И в романе «Тавро Кассандры» уже дело доходит до того, что даже еще не родившиеся зародыши-эмбрионы не хотят появляться на свет, ужаснувшись предощущением мировых бед и беспрестанно сигнализируют об этой эсхатологической опасности отчаянно пульсирующим знаком – тавром на лбу беременных женщин.
Как быть человеку перед лицом социальных катаклизмов и надвигающихся антропологических катастроф, чреватых вырождением и самоуничтожением мировой цивилизации?! Есть ли пути-выходы из этой экзистенциальной ситуации? Может, искомый образ жизни кроется в том, как это показано в повести «Пегий пёс, бегущий краем моря», когда попавший в стихию Хаоса людской род, ради сохранения и во имя продолжения бытия, передав весь свой нравственно-духовный опыт потомку, покидает земной мир, превращаясь потом в ветер, звезду, волны – природные силы, сопутствующие выживанию молодого преемника. И преодолевает тем самым ценою самопожертвования бездну Хаоса, обратив его в конечном счете, в упорядоченный Космос.
Может, смысл человеческого существования состоит именно в этом – в достижении гармонической целостности его социоприродных и социокультурных измерений?..
Вот, что нам оставил великий писатель-мыслитель, гениальный представитель мировой интеллектуальной элиты, лидер многих престижных международных общественных организаций, человек колоссального духовного потенциала, который одержим был в своем дерзновенном устремлении постичь самые сокровенные загадки бытия, и никак не собирался останавливаться на этом пути. Но, увы, человек предполагает, а Бог располагает. И пока пребудут Земля и Вода в нескончаемом времени, и будет на земле существовать род людской, и он будет шуметь над морем бытия как ветер Орган, катиться по морю как волны-акимылгуны, и вечно будет сиять на краю светлеющего небосклона, как лучистая звезда Эмрайин. Он прожил как молния, однажды сверкнувшая и угасшая. А молнии, как сказал сам Чынгыз Айтматов, высекаются небом. А небо – вечное. И в этом – наше утешение.
Калык Ибраимов,
член союза писателей СССР,
кандидат философских наук,
лауреат премии ленинского комсомола Киргизии
