Изменения, происходящие со скоростью света в нашем обществе, сложно отрефлексировать в одной картине. Как сложить мозаику изменений в ситуации потери/появления новых идентичностей? Сделать выбор так, чтобы не выпали критические составляющие? Как соткать картину, которая позволит вовлечь современника думать об онтологии в век быстрой информации массового потребления?

Пожалуй, поколение Актан Арым Кубата можно сравнить с космонавтами по степени жизненной нагрузки в эпоху перемен.

Режиссер ставит вопросы, на которые невозможно ответить односложно, они призваны вовлекать в размышления автора:

«Утрата»

Кентавр – критический отклик на то, что «потеряно». И здесь благодаря разнообразному наслоению в самом субъекте ощущающем утрату. Он и творческая интеллигенция, и потомок номадов, и наемный рабочий, и сельский чудак. Осознанность утраты рождает в нем ассиметричный протест, когда Кентавр крадет лошадей для того, чтобы дать им свободу. Для сообщества это укладывается только в удобный обывателем смысл – скотокрад. Для него это – протест на трансформацию/мутацию человека, который заявлял, что лошади его крылья, и кто сегодня не насытится, поедая их.

Особенность Кентавра в его осознанности этого слома, это понимание – его страдание. Захватывающий диалог актеров: Карабай (Болот Тентимышев) вопрошает «Зачем? Что тебе не хватает?» и сам себе отвечает набором «своих ценностей» (благосостояние, токол), Кентавр молчит, кажется, что он замкнулся, а потом он начинает рыдать, изливая свою боль утраты «человеческого», раскрывая свою растерянность перед стремительными и давящими изменениями.

«Ислам: Возрождение или Рождение?»

В картине тонко показаны изменения, связанные с появлением религиозной идентичности нового образца. Автор избегает доминирующей в общественных дискуссиях полярности оценок (благо/вред исламизации). Режиссёр концентрируется на тонкости изменений, когда ислам от практик повседневной жизни, которые были гармонично встроены в традиционную культуру, переходят к идеологии гражданского действия на уровне села. Эти действия могут иметь разные коннотации: желание помочь обрести духовное равновесие, неприятие инаковости, посредничество между социальными группами «новых богатых» и «новых бедных».

Эпизод, когда Кентавр выходит из ряда и покидает намаз, прямое обращение к зрителям, в этом нет агрессии, ни акта светскости. Он остается честным с собой.

«Инаковость»

Есть ли место Инаковости? Ответ разных групп идентичностей показанных в картине одинаково – «нет!». В картине параллельно представлены две стратегии: Молодой дааватист, который также осознает свою инаковость, избрал путь адаптации «…мне тоже приходят ангелы воды, но я никому об этом не рассказываю, и ты так делай». Выбор Кентавра – путь ассиметричного сопротивления. Его действия вне рамок потребительских схем: жениться на глухонемой, быть с женщиной (Шарапат) и не искать секса.

В этой части картина дает однозначный ответ – нет места неудобным людям, которые не вписываются в доминирующие группы идентичностей.

Решение об изгнании Кентавра принимает глава села на стихийном собрании, мотивируя это просто – ты стал чужим для нас.

В картине мы видим всю уязвимость человека, ставшего маргиналом в своем сообществе. Здесь мы угадываем, что каждый может им стать. Для этого не обязательно быть атеистом, секс-меньшинством и прочим, для этого достаточно задаться вопросом – что с нами не так?