28-29 июня состоялся официальный визит президента Кыргызской Республики С.Жапарова в Республику Таджикистан. Нетрудно догадаться, что одной из главных тем переговоров стал поиск решения имеющихся между Кыргызстаном и Таджикистаном погранично-территориальных споров, что особенно актуально в свете произошедшего 29 апреля - 01 мая 2021 года вооруженного конфликта на кыргызско-таджикской границе.
За прошедшие с того момента два месяца в информационном и экспертно-аналитическом пространстве было выдвинуто немало мнений и гипотез относительно причин данного конфликта.
Среди наиболее распространенных версий о причинах конфликта можно отметить: 1) водно-земельные споры между кыргызским и таджикским населением на фоне неделимитированных границ между КР и РТ; 2) стремление руководства Таджикистана путем «малой победоносной войны» отвлечь внимание своего общества от внутренних проблем; 3) заинтересованность «третьих сил» в разжигании нового очага нестабильности в Центральной Азии.
Безусловно, все вышеперечисленное имеет место быть и оказывает существенное влияние на ситуацию в регионе. Однако, вместе с тем очень часто упускается из виду роль геокультурных и геоисторических факторов в произошедшем кыргызско-таджикском пограничном конфликте.
1
В текущем году исполняется ровно тридцать лет с момента распада Советского Союза и начала нового периода в истории 15 государств постсоветского пространства. С обретением независимости в каждой из новообразованных постсоветских республик начался активный поиск идейной основы для построения новой гражданско-политической идентичности взамен отмирающей советской.
Во многих центральноазиатских государствах данный процесс проходил и продолжает идти посредством обращения государствообразующих этносов к своему культурно-историческому прошлому и наследию. И Таджикистан в этом плане служит одним из наглядных примеров.
После завершения гражданской войны 1992-1997 годов руководство Таджикистана стояло перед выбором идеологической доктрины для консолидации своего крайне пестрого в этническом и политическом отношении населения. Среди возможных вариантов были: 1) формирование либерально-демократического общества на западный манер; 2) консолидация на принципах ислама; 3) построение этноцентричного общества с опорой на национальную культуру.
Учитывая авторитарный характер режима президента Э. Рахмона, а также то обстоятельство, что ислам был идейно-политической платформой его политических оппонентов, в этих условиях был сделан выбор в сторону построения в Таджикистане моноэтнического государства и общества.
В связи с этим в Таджикистане резко возрос интерес к изучению своего исторического прошлого и возрождению своего этнокультурного наследия. Подобный процесс происходил и в других странах Центральной Азии. Необходимо отметить, что само по себе изучение и возрождение народами своей культуры, истории есть явление положительное, но при условии, если оно протекает в разумных пределах.
Отличительной особенностью политики построений новой национальной идентичности в Таджикистане стало то, что официальные власти с особым усердием продвигали идеологемы о принадлежности современных таджиков к древней индоиранской (индоарийской) цивилизации, а также преемственности современного Таджикистана от государств, созданных в древности и средневековье ираноговорящими этносами Центральной Азии.
За двадцать с лишним лет эти идеологемы прочно укоренились в сознании современного таджикского общества и стали важным фактором, определяющим внешнеполитический курс Республики Таджикистан в отношении некоторых своих соседей по региону.
Чтобы читатель смог понять всю глубину последствий вышеуказанной политики таджикских властей необходимо сделать экскурс в историческое прошлое Центральной Азии. Это позволит понять, откуда берут истоки той идеологической доктрины, которая исповедуется руководством современного Таджикистана.
2
Согласно официальной таджикской историографии, предками современных таджиков принято считать ираноязычные этносы, проживавшие в Центральной Азии в глубокой древности, а именно согдийцы, бактрийцы, хорезмийцы, парканцы, парфяне, маргианцы и саки, которые населяли южную часть современной Центральной Азии.
В политическом отношении эти народы и населяемые ими земли в течение многих столетий входили в состав великих персидский империй – Ахеменидской, Сасанидской. В культурно-религиозном отношении все вышеперечисленные этносы были частью обширного цивилизационного пространства, где господствовало вероучение зороастризма.
В зороастрийской картине мира, которая наиболее полно отражена в священном писании зороастрийцев «Авесте», весь мир делился на две части – Иран и Туран (см. карту 1).
Ираном называлось пространство, населенное ариями, т.е. ираноговорящими народами, исповедующими зороастрийскую религию. Это пространство включало в себя собственно Иран, часть Ближнего Востока и юг Центральной Азии.
Тураном именовался обширный регион в центре Евразии, расположенный к северу от Ирана. Географические границы между Ираном и Тураном проходили по горам Кавказа, реке Сырдарья (по другой версии Амударья) и горам Тянь-Шаня.
Согласно зороастрийскому вероучению, Иран был пространством, где властвует Ахурамазда, бог Света и Добра. Иран рассматривался как земля, которую населяют цивилизованные оседлые ираноязычные народы.
Туран был полным антиподом Ирану и отождествлялся с царством Тьмы, где властвует злое божество Ариман. Персы-зороастрийцы называли населявшие Туран воинственные кочевые народы «турами» и считали их дикими варварами, сеющими только разрушение и смерть.
В религиозной картине мира персов-зороастрийцев вражда Ахурамазды и Аримана носила извечный и непримиримый характер. Поэтому борьба народов Ирана и Турана воспринималась как проецирование борьбы двух этих божеств на мир людей. Из истории нам известно о имевших место многочисленных столкновениях между империями ираноязычных народов – Мидии, Персии – со своими воинственными северными кочевыми соседями в лице саков, скифов, сарматов, тюрков.
С географической точки зрения земли современного Таджикистана находились на самой восточной оконечности иранского ойкумены на стыке с миром воинственных номадов Турана, Китаем и Индией.
Наличие фронтира с северными кочевниками стало важным психологическим фактором в жизни проживавших здесь оседлых персоязычных народов, которые рассматривали себя в качестве форпоста Ирана в борьбе с «туранскими варварами».
Таким образом, еще в далекой древности под влиянием ряда геокультурных и геополитических факторов возникла дуалистическая парадигма мировосприятия, рассматривавшая взаимоотношения оседлых народов Ирана и кочевых народов Центральной Азии в духе столкновения цивилизаций.
Данная парадигма прочно закрепилась в мировоззрении ираноговорящих народов Центральной Азии, благодаря чему она смогла просуществовать в течение многих веков, меняясь по форме, но оставаясь прежней по сущности.
Так, эта парадигма сумела сохраниться даже после утраты иранским миром своей цивилизационной самостоятельности в результате арабского завоевания и включения Ирана в состав исламского миропорядка.
Однако, теперь дихотомия «Иран – Туран» стала трактоваться не в терминах зороастризма, а сквозь призму исламской картины мироустройства (см. карту 2). В соответствии с делением мира, принятом в исламе, Иран стал отождествляться с Дар-аль-ислам (территорией ислама), в то время как пространство Турана было объявлено Дар-аль-куфр (территорией неверия).
Принявшие ислам ираноязычные народности Центральной Азии стали считать себя правоверными мусульманами, а своих северных соседей тюркоязычных номадов стали воспринимать как неверных, кяфиров, подлежащих подчинению или уничтожению.
В VIII-X вв. происходит окончательная консолидация местного и пришлого ираноязычного населения Центральной Азии в новую этнокультурную общность, получившую название «таджик». Важной составляющей таджикской идентичности в тот момент было самосознание себя как авангардахалифата по распространению ислама в северо-восточном направлении против «неверных тюрок».
По этой причине таджики принимали активное участие в войнах халифата с кочевыми тюркоязычными карлуками, которыми были последователями культа Неба-Тенгри. Своего апогея данное противоборство достигло в период существования империи Саманидов (875-999 гг.).
Принятие карлукскими каганами в 955 году ислама стало поворотной точкой в истории не только всей Центральной Азии, но и в истории таджикского народа. Утратило свою актуальность функциональное значение таджиков как стражей восточных окраин исламского мира. Начиная с эпохи Караханидов, роль военно-политического авангарда на востоке исламского мира перешла к тюркским народам. Все это ослабило самосознание таджиками себя как воинов ислама, противостоящих «неверным тюркам».
Вместе с тем, несмотря на снижение военно-политической значимости мусульманских ираноязычных народов в рамках исламского мира, они продолжали играть важную роль в рамках исламского мира, став одними из главных авторов небывалого подъема и расцвета исламской культуры в период VII-XII вв. (т.н. «Золотой век ислама»).
Весьма примечательно, что даже нахождение ираноязычных и тюркоязычных народов в рамках одной исламской цивилизации не устранило дуалистичного мировосприятия в иранском, таджикском мировоззрении. Но только теперь этот дуализм протекал в форме восприятия таджиками себя в качестве истинных мусульман и носителей высокой городской культуры, а северных тюркоязычных соседей – как неполноценных мусульман и невежественных полуварваров.
Дуалистическая картина мировосприятия «Иран – Туран» просуществовала долгие столетия и утратила свою актуальность и адекватность духу времени только вместе с исчезновением кочевого мира (т.е. Турана) как самостоятельного субъекта мировой политики в конце XVIII – начале XIX века.
После включения Центральной Азии в состав российского геополитического и геокультурного пространства кыргызы, таджики и другие народы региона стали развиваться в русле новых парадигм и моделей взаимоотношений. Наиболее ярко это проявилось в советский период, когда в течение почти семидесяти лет доминировала модель развития взаимоотношений между народами в русле официальной советской идеологии интернационализма, единства, сотрудничества и братства народов.
После распада СССР советская модель взаимоотношений между народами продолжала существовать по инерции еще какое-то время.
Заключение
Великому немецкому философу Фридрих Ницше принадлежит фраза «чем больше ты вглядываешься в бездну, тем больше бездна вглядывается в тебя».
Применительно к нашей тематике необходимо отметить, что по мере продвижения стран Центральной Азии в XXI-столетие традиционная парадигма взаимоотношений стран региона в духе «дружбы и сотрудничества братских народов», которая особенно ярко выразилась в период нахождения центральноазиатских государств в составе СССР, все больше и больше стала подвергаться эрозии и забвению. Все чаще стало акцентироваться внимание не на общностях стран и народов, а на их различиях и, более того, расхождениях между ними.
Чрезмерное обращение к своим истокам, в свое историческое прошлое привело к тому, что прошлое стало определять настоящее и будущее.
Ввиду вышесказанного становятся понятными последствия политики руководства Таджикистана по построению новой национальной идентичности на основе обращения к этнокультурному, историческому наследию таджикского народа.
Благодаря систематической работе государства в информационной и образовательной сфере постепенно в таджикском обществе прочно утвердились следующие идеологемы: 1) о происхождении таджиков от древней индоиранской (индоарийской) цивилизации, превосходящей все остальные; 2) о Таджикистане как правопреемнике государств, созданных в прошлом ираноговорящими этносами, главным образом империи Саманидов; 3) об оккупации тюркскими народами исконных индоарийских земель.
Подобная политика привела к пробуждению в таджикском обществе подсознательно древних архетипов, в том числе вышеупомянутой конфронтационной парадигмы «Иран – Туран». В ее рамках территория нынешнего Таджикистана и обитавшие там народы относились к пространству Ирана, а земли Кыргызстана и населявшие их народы – к пространству Турана. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Как результат, были заложены идеологические предпосылки для будущего конфликта между Таджикистаном и Кыргызстаном. А наличие между двумя государствами нерешенных вопросов по границам, пользованию водными и земельными ресурсами стало хорошим катализатором этого конфликта.
Известно, что одним из первых признаков подготовки к военной агрессии является массированная информационная подготовка, когда демонизируется страна и ее руководители.
Неоднократно в риторике представителей государственной власти Таджикистана можно было наблюдать притязания на территориальную целостность Кыргызстана, а в государственных СМИ создавался образ кыргызов как «захватчиков исконных таджикских земель», «диких варваров».
Как итог, произошло столкновение между военными обоих государств. При этом конфликт не был исчерпан, риск повторения конфликта и его дальнейшей эскалации будет оставаться высоким до тех пор, пока в головах руководителей Таджикистана будут продолжать жить древние и уже изжившие себя идеологемы, такие как дуалистическая конструкция «Иран – Туран».
В этих условиях для таджикского руководства важно не вглядываться в прошлое, а идти в ногу со временем в будущее, что возможно только при наличии прочных мирных и подлинно добрососедских отношений со своими соседями.
В связи с этим хочется надеяться, что совместные усилия Кыргызстана и Таджикистана позволят устранить существующие противоречия между двумя государствами, а также заложит основы для дальнейшего развития кыргызско-таджикских межгосударственных и межнародных отношений исключительно в русле дружбы, добрососедства, сотрудничества, взаимоуважения и взаимопомощи.
Саламат Джыбыкеев
Специалист в области международных отношений
