Осень 2009 года. Ситуация в стране затхлая, повторяющаяся.
Звонит спикер парламента, мудрый и проницательный Зайнидин Карпекович.
«Слушай, будет большая тусовка в резиденции про идентичность. С участием президента. Нужен спикер. Ты замечательно подходишь. Сразу два зайца нам убиваешь, два в одном: и женщина, и НПОшница, - цинично, но честно смеется он в трубку. - В общем в 8.30 такого-то подходи к БД, будут отъезжать автобусы в резиденцию, паспорт возьми».
«А про что мне выступать-то?» - растерянно спрашиваю.
«Ну, ты сама что-нибудь придумай, ты же умная, - то ли всерьез, то ли издеваясь прогремел в трубку голос. И уже более серьезно. – Ну, что-нибудь про идентичность, развитие. Ты же умеешь, писала. До встречи!». Гудки.
У меня оторопь. Во-первых, я знала, что в то время уже была в «черном списке». Не потому, что нечто особенное проговорила и написала. А потому, что это уже был период такой стерильный. Да, и королеве медийных колонок — условно «Мальвина» не приглянулась я, помнится. Во-вторых, звонивший был не просто спикером-политиком. Это был коллега, исследователь, трибун довольно прямолинейный и порядочный чел. В общем, я, как девочка, родившаяся в приличном, патриархальном, советском обществе, не могла отказать мэтру.
В нужный день я пришла на место встречи.
Несколько автобусов, наполненных разными людьми, в том числе из «творческой интеллигенцией», которую обычно приглашают ко двору на различные показательные идеологические мероприятия. Эта колода обычно тусуется, но есть там такой костяк незаменимых при любом дворе, президенте и свите. Это необходимая когорта тех, о которых потом говорят «окружение делает короля». Правда, не всегда помогает. Но хор и трель знатные.
Мы ехали по приятной, широкой дороге в честь мужественного Манаса, веселясь и общаясь. Женщины щебетали между собой, мужчины галантно флиртовали. Эти формальные мероприятия и все, что их окружает, тот самый случай, когда «на людей посмотреть и себя показать». Потом еще месяц впечатления об этом наполняют вакуум стерилизованного от объективного общественного мнения.
Резиденция «Ала-Арча» - это одно из основных зданий, в нем проходит много пышных, официальных мероприятий. Находится оно как-бы на высоте. Его вход возвышается над дорогой, газон аккуратно подстрижен. Только пройдя несколько десятков развернувшихся амфитеатром ступеней, ты поднимаешься и допускаешься к пантеону тех, кто рулит страной и пытается формировать ее повестки.
Красная дорожка посередине обычно предназначается для первых лиц. По ней народ не ходит, только после ухода высоких особ. Все стоят в очереди по косой. У входа стоит охрана, проверяет документы, сверяет со списком. Список допущенных — отдельная тема, попасть в него значит многое: доступ, репутация, ресурсы и пр.
Стою в очереди непринужденно болтающих людей, натуженных и серьезных, кокетливых и предвкушающих, разных. Все так или иначе здесь друг друга знают. Страна маленькая, истеблишмент один.
Подходит моя очередь. Протягиваю паспорт. Охранник долго смотрит, сверяет с важным списком, потом опять смотрит, сверяет, перезванивает по рации. Ситуация затягивается. Подходит второй, третий человек в черном костюме. Очередь сначала удивленно притихла. Потом потихоньку отодвинулась от меня. Отчаянно флиртовавший мужчина спустился на две ступеньки. Народ делает вид, что не замечает конфуз. Атмосфера как-то накалилась, смешки пропали, повисла тишина, прерываемая треском раций и предательски жужжащей мухой.
Помню эту минуту. Гоголь тогда расхохотался мне в лицо. Я же смогла улыбнуться только потом. Это сейчас смеюсь вместе с ним. Но тогда мне было не до смеха.
Извиняясь, почему-то охранник сказал, что меня нет в списке. Как-то совсем не категорично, даже мягко вернул мне мой паспорт.
Эти ступени «позора».
Вот так, оказывается, чувствует себя изгнанник. Спускаясь сверху вниз, ступенька за ступенькой, чувствуя спиной взгляд очереди-толпы, в которой я десять минут назад была еще своей. Абсолютно экзистенциальное ощущение. Как в мультфильме перевоплощений, что-то вроде Золушки. Только у меня карета и платье не изменились, но дворец превратился в тыкву, а люди в очереди в серых мышей.
На последней ступени я увидела быстро приближавшуюся черную машину. Из нее мне навстречу, огромными шагами вышел и двинулся вверх спикер. Громогласно вопрошая на ходу - «А ты куда это?». «Меня там не пустили» - показывая наверх, объяснила ситуацию я. «Ну-ка, пойдем» - безапелляционно нахмурился огромный Курманов. Я вновь поплелась назад, вверх, за ним.
«Ты чего, делаешь…!» - смачно выругался в телефон политик-трибун. «У нее доклад, она спикер! Ты программу смотрела?» - кричал он «Мальвине». Та, видимо, воспринимала его аргумент без восхищения. Он ругнулся жестко и крепко. Отошел, что-то говорил… Я опять начала пятиться. Надо мной даже Николай Васильевич перестал смеяться.
Внезапно он развернулся, прошагал мимо. Бросив «Пойдем», он шагнул внутрь. Народ расступился. Я засеменила за ним.
Выступила я, как и предполагалось, во всех ипостасях: и в «гендерной представленности», и в лице «гражданского общества», и в лице недавнего недоизгоя и, судя по реакции первого ряда, непонятно и сложно. Зачем только меня пригласил историк Курманов, рискнув и в конце концов подмигнув?
Лицо того президента, кажется, помню. Он был такой насупившийся. А я, как та Золушка, дорвавшаяся до бальной залы, кружила не в танце, но в своем выступлении. Говорила уверенно, все что пронесла и принесла за эти годы-ступени. К прошлому старалась апеллировать редко, а мифы я не люблю. Наверное, Мальвина это почувствовала как-то на одной из полуэкспертных, полумедийных встреч и справедливо решила меня изолировать от стерильного не без ее помощи поля. Все остальное про тот бал-маскарад я не помню. В основном те ступени…
К чему это?
Не знаю, наверное, к тому, что все повторяется.
Об этом, кстати, и Гоголь писал.
Жаркынай Куват
