В конце 2024 високосного года мне пришлось провести какое-то время в государственных больницах. Не буду указывать точное их название, не знаю, как обернется мой рассказ для настоящих героев нашего времени – врачей и медиков, работающих в них. Все совпадения, как говорится, случайны…
Ночной пациент.
Конец ноября 2024 года. Двенадцать ночи.
Он зашел в приемную, странно дергаясь, будто сломанная марионетка. Молоденький, худенький, в черной кожаной куртке и черных джинсах. Глаза с нездоровым блеском широко раскрыты.
- Надо вытащить… 48 часов, тампоны… второй раз за неделю… сломал нос.
Врач Алтынай заканчивает процедуру пожилой пациентке в слишком теплом платке, полностью закрывающем лоб.
- Ии-и-й, балам, надо же! Как же так? - сочувственно отзывается пенсионерка. Из носа у нее торчит тонкая стальная палочка. Ноябрь, смог, стресс — все в городе болеют, больница не то, что переполнена, круговорот больных практически не останавливается. С утра идет охота за свободными кроватями. Не успел, значит необходимое лечение снова откладывается.
Парень смотрит на пенсионерку и не видит ее. Ложится на кушетку. Врач спокойно встает, начинает осматривать сломанный нос.
- Надо вытащить тампоны… только сразу… ладно? Быстро… - рваные фразы вылетают изо рта ночного пациента.
- Да, да. Не волнуйся… – Врач берет инструменты, склоняется над юношей.
- А-а-!!! - сдавленный крик парня –…я… это… не плачу… они… сами по себе…
Парень встает и обрывками фраз оправдывается за нечаянную слабость.
- Я точно… не больно… они автоматом…
Врач спокойно кивает головой.
- Пусть у тебя все будет хорошо… - надтреснутым голосом говорит пожилая пациентка. Она вся подалась вперед, как будто желая обнять собственного внука, когда тот больно ударился. Она хочет успокоить, подуть на раны, пошептать секретные заживляющие слова. Хочет пожалеть его так, как умеет только очень пожилая женщина, много жившая и много испытавшая. Ее охватывает щемящая нежность к этому худенькому, неприкаянному, чужому мальчику. Но он не видит и не слышит ее. Он весь погружен в боль, в то, что нельзя плакать, а слезы- предатели текут и текут. И что так, оказывается, бывает в мире – дважды за неделю сломан нос. Парень уходит, слегка пошатываясь и продолжая кому-то объяснять, что он не плакал.
Апашка с палочкой в носу грустно задумывается: «Где твоя мама, мальчик? Где твой папа? Почему ты один в ночи в больнице с дважды сломанным носом? Байкушум десе, как же так? Где же родные? И кто тебе сказал, что нельзя плакать? Иногда живому человеку только и остается, что поплакать, излить всю обиду и боль с соленой водой из глаз. Только и остается, что признать свое страдание и пожалеть себя».
Врач вытаскивает палочку и бабушка выходит. В коридоре очередь больных. Откуда их столько в ночи? Апашка идет в свою палату, шаркая тапочками. Она бормочет: «Аман бол, балам, аман бол… Пусть тебя бережет Аллах! Дай-то Бог нам всем пережить эти времена!».
Потом она долго ворочается на скрипучей кровати и лежит с открытыми глазами почти до утра, слушая ночные звуки больницы.
Родные люди
Конец ноября 2024 г. 13:00
В палате семь женщин. Все после операции. Кого-то резали вчера, кого-то позавчера. А девушку сегодня. Только что. Она стонет, ей больно, не может говорить. Тетя побыла возле нее, все время понукая: «Ну, давай уже приходи в себя, мне домой надо». И ушла ровно через два часа. А тоненькая девушка осталась одна, лежит и мычит, иногда приподнимаясь, чтобы сплюнуть сукровицу.
Напротив нее лежит женщина неопределенного возраста, то ли сорок лет ей, то ли семьдесят. Сзади пионерка, спереди и не поймешь кто – после операции лицо раздуто на одну сторону. Она сочувственно смотрит на соседку. Спрашивает: врача позвать?
- Ммм- мычит в ответ девушка, отрицательно качая головой. Отвернулась русалочьим изгибом бедра к стене и лежит. Одна-одинешенька.
Почти на каждой кровати рядом с оперированными сидят посетители. В верхней одежде, в обуви. Пионерка -пенсионерка вспоминает былые времена, когда почти невозможно было проникнуть к человеку, попавшему в больницу. Сегодня все не так. Город растет, экология жрет иммунитет каждого из нас, больниц не хватает, огромный поток больных со всей страны. И странный парадокс времени — самые лучшие врачи-практики работают в самых нищих государственных больницах. В обветшалых советских стенах. В скудном финансировании и подсчете каждого препарата, едва справляясь с бесконечным потоком больных.
Здесь лежат люди, которым не по карману заграничные клиники, или те, кого экстренно госпитализировали и промедление для них — это реальная смерть. Попасть на койко-место в руки самых лучших врачей — большая удача. Здесь общий туалет, который голыми руками без перчаток каждый день драит усталая женщина, и все равно его запах растекается по коридору, сообщая всем обитателям больницы, что здесь вам не зарубежные госпитали. Тараканы нет-нет, да и появляются то на столе в кухне, желая приятного аппетита, то с достоинством прохаживаются по коридору, совершая променад вместе с пациентами.
Здесь стираются все различия. Все равны. Все страдают от боли. Никого не волнуют должности и знакомства. Никого не волнует, что зачем-то в стране покупается что-то роскошно-ненужное или строится очередной престижный деловой центр. «Деловых людей в стране нет, а деловых центров туева куча? Лучше бы больницы нормальные построили», - беззлобно вздыхает женщина – то ли пионерка, то ли пенсионерка. Она-то знает, что выживание – дело рук самих выживающих. И слава Богу, что наши врачи на своих мизерных зарплатах каждый день спасают обычных граждан своей страны с их простонародными болячками. Из существенных плюсов госбольниц – пенсионеры могут лечиться почти бесплатно. Но все равно лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным. Новыми красками заиграла избитая пословица в условиях сегодняшней, клыкастой действительности.
В палату завозят очередную прооперированную. Все сочувственно смотрят на нее. Почему-то спать нельзя два часа после наркоза. Операция была долгая и серьезная, чистили от гноя кость. Муж пациентки - смуглый парень в кепке - такого испугаешься в темном переулке. Естественно, что он в куртке и ботинках прямо с улицы. Он садится рядом, что-то сдержанно говорит, она отвечает тихим голосом. Он пришел рано утром и терпеливо ждал, когда прооперируют жену. Теперь он сидит рядом и видно, что ей надежно и тепло рядом с ним. В палату заходит женщина в поношенном пуховике и платке, бодро завязанном назад. Это мама пациентки, она садится на кровать с другой стороны. Теперь уже на кровати сидят трое – мама, пациентка и ее муж. Напротив лежит женщина с малолетней дочерью. Через какое-то время пришел мужчина с сумками, заполненными едой. Это отец семейства. Күйөө бала встает, уступая место кайн-ата и садится на кровать напротив, где лежит женщина с дочерью. Хозяйка кровати гостеприимно сдвигается дальше, уступая часть своей кровати и становясь частью их семьи. Она слушает с интересом их разговоры, сочувственно кивает и даже иногда комментирует.
Два часа они не дают заснуть своей девочке. Все как врач сказал. Обсуждают айыльские и родственные события. Пациентка как будто забыла про операцию и активно, хотя и слабым голосом, участвует в разговоре. Через два часа родители начинают кормить свою дочь шорпо. Она сидит в этой душной, переполненной палате, с аппетитом поедая нехитрую еду, и с трех сторон ее греет их энергия. Без громких слов, без драматических поз, они просто рядом с ней в своих простых одеждах, с грубыми руками и обветренными лицами. Все в палате видят, как ее буквально напитывает и восстанавливает их присутствие. Пациентка вдруг, ни с того ни сего, счастливо улыбается, как будто она не после операции, а на курорте в Анталии. Родные, глядя на нее, тоже заулыбались, расслабили плечи, знают, что все будет хорошо, ведь они не позволят ей сдаться. «Кушай, доченька, кушай…» - отец достает из сумки контейнер с лагманом. Она ест с аппетитом и лагман тоже. Как будто черпает полной ложкой любовь, заботу и поддержку своих родных. Семья…
Эл
Декабрь 2024 года.
В палате курят. Молодой мужчина матерится – отходит от наркоза, сознание еще спутано… Запах табака, несовместимый ни с какими больничными протоколами, въедается прямо в самую сердцевину души. «Кто курит?» - кричит он и матерится. От боли, от бессилия, от незнакомых лиц. В палате восемь человек прооперированных, за каждым ухаживает кто-то из близких. Базар-вокзал, а не больница.
Курят два пожилых пациента. Прямо в палате. Они лежачие, а табак —единственный знакомый им способ отвлечься от боли. Поэтому и врачи молчат, и пациенты смиряются. Каждый здесь страдает от жестокой физической боли. И оттого принимает и понимает боль другого, не озлобляется, не качает свои права, не требует особого внимания. Наоборот, битый битого везет, каждый стремится помочь другому. В этом что-то наше исконно-посконное и такое человеческое. Не озлобиться от собственной боли, а разделить ее вместе со всеми. Так легче, так выживем.
Беспрерывно идет сеанс онлайн-катыша. Видеосвязь – новая терапия для раненных. На общее ухо вываливается все — от поноса до семейных секретов. Главное, отвлечься от боли. Когда еще она станет ноющей, потом слегка ощутимой, а потом только нет-нет будет напоминать о себе. А сейчас каждый страдает и потихоньку молится: «Кудай мени кечирсин, Аллах шифаа берсин…, я за все благодарен, за все благодарен, за все благодарен...»
Одни и те же слова шепчет молодой мужчина, отойдя после наркоза, и пожилой прокуренный байкешка, и домашний мальчик, ошалевший от того, как может в одночасье измениться беззаботная жизнь. Когда он отходил от наркоза, то пел детские песни и звал маму.
Ночью привозят парня. Он беспрерывно кричит, его корчит от какой-то особой, необъяснимой и невыносимой боли. Вся палата наблюдает, как брат парнишки ухаживает за ним, обтирает, массирует, что-то спокойно шепчет. А парень корчится в каких-то запредельных муках и его бессознательность, как страшная, нескончаемая бездна. Смотреть на это почти невозможно, в глазах обитателей палаты читается одно и то же: до утра не доживет, байкуш.
Время отбоя, все стараются заснуть. Лучше заснуть, не видеть, как тело юного мужчины дойдет до предела невыносимого напряжения, как оно на пике мучения на мгновение замрет перед тем, как опадет и навсегда станет неподвижным. Слышатся голоса врачей, медсестер, парню что-то вкололи. Постепенно нервный, тревожный сон опрокидывает всех в закоулки покоя. Насколько это позволяет боль. Собственная и чужая.
Утром, проснувшись, каждый бросает торопливый взгляд на кровать ночного пациента. Брат дремлет рядом на стуле. Парень лежит с закрытыми глазами, высоко задрав голову. Когда он открывает глаза и слабо улыбается, вся палата шумно и одновременно вздыхает. В комнате становится светлей. Пациенты не могут сдержать улыбки, и радость у каждого из них поднимается теплой волной откуда-то из подреберья, из самой глубины тела:
«Жив, жив, жив! И мы живы! Мы живы! Альхамдулиллях, Слава Богу, Кудайга шугур! …» Все вдруг становятся родными друг другу, становятся единым организмом, все ощущают, как хороша, как замечательна жизнь! Вот выйдут из больницы, из этого чистилища, и станут радоваться каждому дню, каждому моменту. Теперь-то уж точно все будет по-другому, теперь-то они поняли все и про жизнь, и про смерть, и про боль. И будет веселый и сытный Новый год. И будет новая – светлая и просторная жизнь. Улыбка парня, который, казалось, еще вчера был обречен, стала общей победой, общей надеждой, что все будет хорошо у каждого из них и у всех вместе…
Мы давно не верим громким словам, нам суждено выживать, нас обманывают, у нас воруют, нами манипулируют мошенники разных мастей. Нам продают токсичные продукты, нам навязывают разрушительные лекарства. Политики всех времен дурят нас, подменяя патриотической болтовней собственную алчность. Соцсети изощренно завлекают нас, подменяя реальную жизнь алгоритмами цифровой зависимости. Уже и ИИ против нас — говорит голосами наших близких, пытаясь своровать последние крохи у доверчивых. Иногда кажется, что расплодилось невероятное количество плохих людей и зла в мире больше.
Но нет! Большинство из нас не такие. И мы, как народ, пока не озлобились, не стали эгоистичными и алчными подонками. Да, мы полагаемся уже много лет только на самих себя. Но это нас только закалило. Да, каждый из нас старается выжить. Но не за счет беды другого. Мы жалеем друг друга, в трудные дни мы объединяемся и всем миром помогаем тем, кто остался без поддержки. Когда государство бессильно, мы становимся только сильней (Ковид показал, кто мы есть, как народ). И мы, буйурса, точно выживем, мы спасем свой мир и все у нас будет хорошо, потому что даже в самые сложные и темные моменты жизни мы сохраняем свою человечность.
В. Мокеева
