Данный феномен — сугубо постсоветское явление. Впервые понятие «партия власти» получило широкое распространение в российской политической публицистике 1993-1994 годов. Ныне оно превратилось в журналистский штамп с весьма негативным смыслом, хотя это далеко совсем не так. Создание «партии власти» политологи рассматривают как рациональную политическую стратегию, обусловленную необходимостью воспроизводства и адаптации элит, не имеющих опыта участия в выборах, к новым институциональным условиям. Например, к 100% партийным выборам в Жогорку Кенеш в Кыргызстане.
«Партия власти» — это организация партийного или квазипартийного типа, создаваемая элитой для участия в выборах. В политологии встречаются два основных подхода к определению «партии власти». Этим термином обозначают либо всю политическую элиту в целом, либо подчеркивают партийный, а не только властный, характер подобных образований.
Любая политическая система с сильной президентской властью, в т.ч. и в Кыргызстане, содержит в себе институциональный стимул к созданию крупной политической партии, способной поддерживать выборного президента как среди электората, так и в парламенте. Конституция наделяет кыргызского президента весьма значительными полномочиями, что неизбежно сказывается на развитии политических партий в стране. Известно, что сильная президентская власть не благоприятствует возникновению устойчивых партийных систем, о чем свидетельствует 15-летний опыт правления первого президента Кыргызстана, который оставил нам в наследство фактически однопартийную политическую систему.
В президентско-парламентских системах, к которой относимся и мы, возникают дополнительные мотивы к выбору стратегии, направленной на формирование пропрезидентского большинства в парламенте. Напомним, что такая система наделяет полномочиями по смещению членов правительства и президента, и парламент. Используя терминологию западных политологов Шугарта и Кэри, можно сказать, что кыргызский политический режим не обеспечивает раздельного выживания властей. Отсутствие эффективного разграничения полномочий президента и Жогорку Кенеша в отношении исполнительной власти способствует нестабильности системы, повышая вероятность частых смен правительства и порождая постоянную угрозу роспуска парламента.
Уменьшить нестабильность президентско-парламентской системы правления позволяет установление президентского контроля над парламентом посредством формирования «партии большинства», под которым мы обозначаем партии или коалиции, полностью поддерживающие проводимый президентом и его правительством курс и располагающие большинством в парламенте. Таким образом, можно утверждать, что создание «партии власти» является продолжением непререкаемой логики происходящих политических процессов.
С точки зрения логики политического процесса стратегия президента, направленная на создание такой партии, вполне оправдана и логична.
Во-первых, она ведет к максимизации его влияния на процесс принятия решений. Наличие «партии большинства» обеспечивает принятие Жогорку Кенешем законов, вносимых президентом и правительством, повышая эффективность законодательного процесса.
Во-вторых, важной составляющей рациональной стратегии правящей группы является обеспечение консолидации власти, а также дисциплинированности парламентского большинства. Это актуально потому, что кыргызский институциональный дизайн не гарантирует достаточной «связанности» ветвей власти и парламентских альянсов. Потенциальный риск выхода какой-либо партии из пропрезидентской коалиции значительно снижает полезность таких коалиций по сравнению с единой «партией большинства». Поэтому президент Бакиев отказался от тактики поддержки нескольких близких ему партий, а взялся за создание своей партии. В любом случае она должна быть достаточно сильна, дабы цементировать собой парламентскую коалицию.
В-третьих, при наличии «партии большинства» президент избавляется от необходимости вмешиваться в законодательный процесс, реализуя свое право издавать указы. Отсутствие поддержки парламентского большинства в ситуации, когда президент имеет право издавать указы, считают политологи, является «наихудшим из возможных вариантов», способным привести к «войне законов».
В-четвертых, снижается неопределенность по поводу политического характера нового Жогорку Кенеша, который будет создаваться вместо прежнего. К этому следует добавить, что формирование «партии власти» не требует увеличения затрат правящей элиты на сохранение своих позиций. Как правительство, так и парламент будет подвергаться меньшему риску быть отправленными в отставку, а президент не несет издержек по формированию нового кабинета. Таким образом, кыргызский институциональный дизайн порождает необходимые стимулы к принятию стратегии, ориентированной на создание «партии большинства» в парламенте. Очевидно, что единственный способ реализовать данную стратегию – это проведение партийных выборов в парламент. Данная стратегия не имеет краткосрочного характера, а рассчитана на длительную перспективу.
В большинстве стран Восточной Европы «партии власти» отсутствуют. Скорее всего, это связано с особенностями их политической трансформации. В этих странах в результате первых свободных выборов, состоявшихся в 1989-1990 гг., к власти пришли оппозиционные силы, которые в организационном плане представляли собой широкие коалиции разнородных демократически настроенных движений и протопартий, возникших на волне массовой мобилизации недовольства коммунистическим правлением. Важно отметить, что подобный исход выборов повлек за собой как смену руководства, так и изменение проводимой политики. Следующие выборы, проходившие на фоне массового недовольства первыми плодами реформ, привели к власти «партии-преемницы», которые стали центром притяжения для «незапятнанных» коммунистических лидеров среднего звена. Адаптация этих партий к сложившимся условиям сопровождалась отказом от старой коммунистической идеологии в пользу социал-демократических ценностей. Замена правящих групп имела, скорее, эволюционный и постепенный характер. И выборы стали играть решающую роль в процессе этой трансформации элит и, в частности, смены правящей группы и проводимой политики.
Для сравнения, в бывшем СССР состав властвующей элиты обновился значительно меньше, чем в Восточной Европе. У нас не было такого чередования у власти разных политических сил. Выборы проходили, но они были направлены не на изменение политики, а на сохранение правящей элиты, вышедшей из недр советской и партийной бюрократии среднего звена, которая в новых условиях длительное время считалась «беспартийной». Думается, что такое «внепартийное» и соответственно безответственное состояние кыргызской политической элиты и явилось главной причиной, обусловившей необходимость создания сейчас новой политической организации для участия в выборах.
Единственная и существенная проблема «партии власти» состоит не в размытости идеологической идентичности. Скорее, наоборот. С этим у «партии власти» все достаточно просто и ясно. Ее проблема в другом — в недостаточной харизматичности, публичности ее партийного списка. К чему это может привести свидетельствует неудачный опыт российских партий власти и движений, как «Наш дом – Россия», «Единство», а также кыргызской партии «Алга, Кыргызстан».
Стратегия на создание «партии власти» не только рациональная, но и принципиально реализуемая. Но каковы возможные последствия ее осуществления? Несомненно, важнейшим условием демократизации общества выступает расширение политического участия граждан, а это в свою очередь требует развития партий совсем иного типа. Более того, можно утверждать, что «партии власти» серьезно препятствуют становлению массового демократического участия. Однако подобное утверждение имеет смысл лишь в контексте анализа, игнорирующего переходный характер кыргызской государственности. Низкий уровень смены элиты в ходе политической трансформации привел к появлению ряда феноменов, которые, не являясь демократическими по существу, служат средствами адаптации авторитарных элит к новым институциональным условиям. Наиболее яркий пример такого рода феноменов — оживление комплекса явлений, связанных с самыми архаичными и авторитарными элементами общественного и государственного уклада. Не исключено, что преодоление подобных элементов, а также борьба с уличной анархией, наркотрафиком, работорговлей и бандитизмом и др. негативными сторонами жизни, неуклонно ведет демократический Кыргызстан к государственной централизации. Однако, на наш взгляд, допустим и другой вариант развития событий — постепенное наполнение демократической институциональной формы адекватным ей содержанием. Сходным образом обстоит дело и с «партией власти». Она может остаться прибежищем авторитарных тенденций или исчезнуть за ненадобностью, но возможна и ее эволюция в направлении «нормальной» партии, полностью адаптированной к условиям демократического общества. Такой путь, на наш взгляд, представляется нам более органичным и перспективным.
Айдар Курманов, кандидат юридических наук, доцент.
Материал отправил Зайнидин Курманов.
