Часть III
В продолжение двух предыдущих публикаций (11 и 14 августа), в этой части публикации я бы хотел обсудить еще два аргумента, почему национальная политика в Кыргызстане не может основываться на советской теории «этногенеза».
Третьим элементом критики «этногенеза» является (этно–)сегрегационные и (этно–) расистские последствия, вытекающие из принципа обособления «этноса» в «первозданном» виде от других этносов, в ходе многовекового взаимодействия или борьбы с ними. Этот тезис нуждается в отдельном и подробном раскрытии.
Во-первых, теория «этногенеза» и основанная на ней (пост–) советская историография Кыргызстана рассматривает алтайскую концепции «этногенеза» кыргызов и «нескольких этапов миграции кыргызов» из Сибири в Центральную Азию как «впрыскивание» алтайского «этносубстрата» в горы Тянь-Шаня через изолированную «трубку» пространства и времени (наподобие прозрачной медицинской трубки), через которую тысячелетиями передвигались поколения «кыргызского этноса» . При этом, поколения переселяющегося «этноса» не пересекались и не перемешивались с другими мигрирующими «этносами» в регионе, и не теряли своего первородного «ядра» – «этнопучка» – бромлеевского «этникоса». Эссенциальные характеристики изначального «этноса» не растворились даже когда это «ядро» столетиями разрасталось до целого народа, смешиваясь с автохтонными жителями Тянь-Шаня и Ферганы. Супремистская концепция историографии утверждает, что коренные жители, конечно, были «ассимилированы» «завоевателями» местности, но и в этом случае: сколько интересно элементов изначального – двухтысячелетнего (!) – «этопучка» сохранилось нетронутым? Реально ли это, насколько это было возможно (сохранение изначального «этноса») в тех условиях – судите сами. Но с точки зрения современных научных представлений, это невозможно до формирования современного государства, которое имело надлежащие структуры и средства для фиксации, форсирования – и когда необходимо, формирования – элементов «этнонациональной» культуры, политических и экономических основ «этноса–нации».
Во-вторых, это означает, что «этнос», «доживший» до наших времен, обладает рядом «древних», свойственных только ему характеристик, не только культурных, но и биологических. Отсюда один шаг до поиска особого «этнического гена», что и произошло в реальности, когда советские этноантропологи на полном серьезе занялись «этногенетикой»,* оставив токсичное наследство в виде распространенных в постсоветских обществах этно-расистских поисков «гаплогрупп», якобы, характерных только для определенного многомиллионного народа.
Другим удивительным следствием «этногенетики» среди жителей Центральной Азии стало увлечение евроцентристской концепцией «белизны» (в частности, выраженное в распространенном среди казахов и кыргызов поверии о «высоких, рыжеволосых, светлоглазых и светлокожих» этнических предках). «Глобальная иерархия расовых фенотипов», в которую «естественным образом» встроилась внешняя и внутренняя политика Советской России - антиколониальные в декларациях, но расистские по реальным действиям и последствиям - также сыграло свою саморазрушительную роль.
Ведь никто не знает, как на самом деле выглядел тот или иной «древний» (насколько древний? в каком веке до нашей эры?) «этнос», так как артефакты (находимые в археологических раскопках или лингвистических реконструкциях через сохранившиеся памятники письменности и современные языки), и даже локализация «этноса» в определенном регионе, предоставляют лишь одну большую, общую «рамку», в которую можно вместить культурные элементы многих «кочевых» и «оседлых» народов и наций региона до их «разветвления» в советский период. Отсюда и происходят наблюдаемые в постсоветский период попытки «апроприации», то есть «присвоения» отдельными государствами региона археологических находок, или того или иного древнего и средневекового исторического деятеля, или памятников письменности и прочего исторического наследия – общего для всех современных жителей региона, вне зависимости от национальности. Разве не находим в кочевой культуре народов современной Евразии множество сохранившихся «гуннских» и «скифских» элементов? Так кто из нынешних посткочевых наций может требовать исключительные права на гуннские и скифские «этносы»? Или, в случае с так называемыми «орхоно-енисейскими» надписями на древнетюркском языке, которые сегодня может понять любой носитель тюркского языка, от Алтая до Анатолии: кто и почему из современных народов может требовать отдельной собственности на этот общий памятник древнетюркской культуры? И таких примеров в постсоветских историографиях стран Центральной Азии – богатой на исторические события из глубины веков – множество.
В-третьих, отсюда ясно, что разгул этнического национализма в постсоветском регионе – это прямое следствие реализации на практике концепции «этногенеза». В конце концов, «бытовые» и «небытовые» реалии «дружбы народов» в бывшей Советской империи – у всех на виду. Разве социологические опросы не регистрируют высокие уровни ксенофобии во всех постсоветских обществах? Разве мы не наблюдаем среди постсоветских наций – даже этнически близких – фобиозное (неприязненное) отношение к друг другу, как «в быту», так и на общественном уровне, которое мы можем ежедневно видеть благодаря соцсетям, что часто прорывается и в политическую, межгосударственную сферу (череда межнациональных конфликтов и войн, и в том числе, агрессия российского шовинизма против соседних стран – перед вашими глазами).
Но нужно отметить, что сегрегационная агрессия распространяется и внутри самого «этноса», например, в виде «ауторасизма», направленного не только лично к себе (например, в стремлении соответствовать «европейским» канонам тела), но и по отношению к своим этносоотечественникам (по региональному признаку или диалектному или социальному) – как будто они не относятся к «настоящему/чистому ядру» (которое, оказывается, «сибирское, а не азиатское», перефразируя недавнее высказывание одного известного кыргызского политика пророссийской ориентации) воображаемого «этноса» и, поэтому, не входят в современную «национальную ткань» государства, даже если являются потомками коренных, автохтонных граждан страны. Думаю, каждый из вас может привести другие примеры из собственного жизненного опыта.
Новому Кыргызстану, его обновленной историографической основе не нужна сегрегационная и расистская теория советского, тоталитарного режима!
Четвертый тезис критики теории «этногенеза» относится к предположению о «завершенности» формирования «этноса» чуть ли не сразу после «рождения» («генезиса»). Также как и сегрегационные и расистские элементы, этот тезис следует из эссенциальности («неизменчивости») этноса, но требует отдельного обсуждения.
Юлиан Бромлей – главный советский этнолог поздне советского времени –осознавал недостоверность и историческую недоказуемость культурной и этноидентификационной «непрерывности» этноса на многовековых и обширных дистанциях исторического времени и евразийского пространства. Поэтому, он попытался преодолеть этот важный недостаток выявлением стабильного «ядра» этноса – проносящегося сквозь века и тысячелетия в более-менее стабильном виде. Это «ядро» (другими словами, «этнический пучок») он назвал «этникосом», состоящего из таких культурных элементов как язык, материальные артефакты, нормы поведения, психический склад и этническое самосознание, выраженное в самоназвании-этнониме. Другие части этноса (какие именно?) могли меняться по ходу времени и обстоятельств жизни этноса. Поэтому, свою интерпретацию Бромлей назвал «дуалистической теорией этноса».
Проблема в том, что уважаемый ученый, видимо, не заметил на многовековых и обширных дистанциях исторического времени и евразийского пространства – то ли из за недостатка материала и его некритического изучения, то ли из-за оков советской этнографической парадигмы – что и «стабильное ядро» этноса в далекие времена, и даже ближе к новому времени, в средние и поздне средние века, подвержено сильному изменению, при отсутствии структур и средств сильного современного государства, которые бы фиксировали, форсировали и развивали (и формировали новые, при необходимости) элементы материальной и духовной культуры народа, как это происходит в условиях национальной государственности нового, то есть, нашего времени.
Бромлей почему-то упустил, что что «этникос» нестабилен не только как живой «этносоциальный организм» (его определение), но и как социологический феномен! Пользуясь словами и примерами известного российского этнолога В. А. Шнирельмана, теория «этногенеза» не учитывает, что этническая идентичность (этничность) может быть плавающей, ситуационной, символической. И она вовсе не обязательно может быть связана с языковой принадлежностью - один из основных критериев советский этнографов. Иногда она опирается на религию (как например в случае крящен – крещеных татар, считающих себя отдельным этносом), социально-хозяйственную систему (сарты в Туркестане, оленные коряки –чавчувены и оседлые коряки–нымылланы в России), историческую традицию (шотландцы), расу (афроамериканцы) и множество других элементов.
Все это означает, что процесс «этногенезиса» этноса никогда не завершался, что процесс трансформации этноса-нации-постнации будет продолжаться пока будет существовать этот мир. Древний этнос (как бы мы его не определяли), прошедший через множество трансформаций, сквозь века и тысячелетия, и перешедший в современное время в «нацию» – продолжает развиваться, формироваться, меняться в соответствии с условиями нового века, вместе с другими этносами-нациями.
В завершение, какие последствия несет объективное признание этого факта для национальной политики в Кыргызской Республике? Прежде всего, это никак не означает отрицание древности или многовекового исторического наследия народа. (У какого народа, дошедшего до наших — через 2,6 миллионов лет палеолитического времени Homo habilis, 300 тысяч лет мезолотического времени Homo sapiens, оставивших многочисленные артефакты, вдобавок к последним нескольким тысячелетиям Северной и Центральной Евразии -- нет древней истории?). Отрицание советской теории «этногенеза» просто означает, что при анализе современного состояния нации нужно принимать во внимание все предыдущие пласты – исторические, культурные, политические, географические и прочие – находящихся как внутри современных государственных границ страны, так и на сопредельных территориях, по всему «периметру круга»: на примере Кыргызстана, не только с традиционной инклюзией этнопроцессов со стороны Енисея-Алтая-Западной Сибири, но и с других направлений: восточных, южных, западных и северных регионов.
В случае историографии это означает, что нужно, например, подробно раскрыть и проанализировать влияние «забытых» страниц советского тоталитаризма на сегодняшнее развитие страны; заново изучить роль Кокандского ханства в формировании кыргызской этнонации и основ Кыргызстана; вернуть в официальную историографию другие незаслуженно забытые страницы Тянь-Шанского периода формирования этнонации, такие как ойрат-джунгарский период, 300-летнюю историю тюрко-мусульманского Моголистана (не путать с халха-Монголией), 100-летнюю историю Чагатайского улуса, и так далее.
Это также означает, что процесс, так сказать, «этногенезиса», или точнее, формирования нации продолжается и в наше время, предоставляя шанс нашим обществам-нациям-странам сформироваться в более лучшее, чем было до этого. Речь идет о новой политике по формированию в Кыргызстане современной нации. Но нация не формируется на бумаге. Нация рождается и растет через инклюзивный демократический процесс, включающий в себя все силы общества, участвующие в совместной в борьбе за человеческие и гражданские права и свободы, за лучшее будущее своей страны.
Таким образом, вместо сегрегационной, «ячейковой» национальной политики, основанной на советской теории «этногенеза», предлагается новая, инклюзивная, образно выражаясь, «ковровая» или «тканевая» концепция формирования современной, политической нации в Кыргызстане. Предпосылки и основы этой концепции - в новой историографии, включающая в одну «национальную ткань» Кыргызстана все многовековые исторические пласты, в том числе, этнополитические процессы и события, происходившие на территории страны.
* Шнирельман В.А. Злоключения одной науки: этногенетические исследования и сталинская национальная политика // Этнографическое обозрение. 1993. № 3. С. 52–68.
Автор: Аскат Дукенбаев, историк-преподаватель истории и обществоведения (Кыргызский государственный национальный университет, 1993), политолог-регионовед (Эдинбургский университет, 2001), политолог-исследователь (Университет Кент Стэйт, 2017).
